Руслан Баженов - Ампутация сознания, или Немного воска для ослиных ушей

Теперь выбор военной стези определялся не законодательно, не под давлением общественного мнения, а под влиянием семьи, семейных традиций и т.д. Сословность перешла в «профессиональную» сферу.

При определении типа сословности мы должны смотреть на правовое обеспечение (и на значение этих прав в общественной жизни), на наличие наследования. Это главные признаки. Ну и на остатки влияния общественных стереотипов и объективных препосылок, которые продолжают действовать даже после того, как какие-то права и обязанности, оформленные законодательно, отменяются.

Если мы говорим о современной «профессиональной сословности», то вполне естественно, что у сына рабочего больше шансов стать рабочим, нежели ученым (но не потому, что закон запрещает ему это, а потому что таково влияние среды, скудость материальных средств и т.д.). Что касается советского времени, то такой «профессиональной сословности» в нем было скорее МЕНЬШЕ, чем при капитализме, особенно в послесталинский период, когда у сельской молодежи появилось больше возможностей реализовать себя в городе.

Профессиональная сословность является, как правило, весьма узким понятием именно потому, что какие-то «особые права», связанные с ней, связаны именно с профессией. Сын милиционера не наследует должность отца, но благодаря его примеру, семейному воспитанию, «связям» и т.д. может также стать милиционером и получить право ношения оружия.

Но не благодаря своему «природному праву», как средневековый феодал, а за счет влияния среды. Точно также у сына буржуа больше возможностей пойти по стезе отца, но это совсем не обязательно. Впрочем, в наши дни мы можем наблюдать (в развитых странах) процесс постепенного отмирания профессиональной сословности, в частности, связанный с отмиранием традиционной семьи.

Так что Кара-Мурза не совсем прав, когда называет чиновников, офицеров, интеллигенцию царской России и т.д. – замкнутыми сословиями. Мы могли скорее наблюдать процесс постепенного РАЗРУШЕНИЯ старой сословной системы, медленного угасания остатков феодального строя под напором развивающегося капитализма. Революция ускорила в значительной степени этот процесс. Но в эпоху сталинской реакции, отката к ужесточению действительно произошло полуформальное (не отраженное в Конституции, но отраженное в спец. распоряжениях) ущемление в правах, например, крестьян. Если мы обратим внимание, например, на систему РАСПРЕДЕЛЕНИЯ продуктов, то мы увидим, что официальные нормы снабжения, делили граждан на разные категории (в основном по роду занятий, по месту в промышленном производстве). Впрочем, об этом более подробно писал Ниткин (http://antisgkm.by.ru/jump/jump3.htm).

Ленин боялся не «реставрации сословий», а буржуазного перерождения партии, засилья «аппаратчиков». Именно с этим связаны его попытки искусственным путем преодолеть наступавшую реакцию («Как нам обустроить РабКрин»). Опыт Великой Французской революции показывал, что возможна реакция, «бонапартистский» переворот, когда молодая Республика превращается в Империю. И многие черты этого Ленин наблюдал в последние годы жизни. Впрочем, и Ленин, и Троцкий, и многие другие большевики в свое время, вольно или невольно, способствовали централизации власти, боролись с «фракционностью», в которой их обвинял позднее Сталин (ясно, что не Ленина).

Но, по сравнению с Великой Французской, Октябрьская революция проходила в более благоприятных условиях и была основана на передовой для того времени теоретической базе. Именно с этим связано то, что она смогла удержать намного более высокую «планку».

Несмотря на перерождение партии, на концентрацию власти в руках партийной верхушки, было сохранено важнейшее ЭКОНОМИЧЕСКОЕ достижение революции: отмена частной собственности на средства производства. Во многом благодаря этому были достигнуты невиданные ранее успехи в области науки, социального обеспечения граждан, в развитии промышленности, сельского хозяйства, в распространении «социализма», пусть и в такой далекой от идеала форме, на множество стран.

Вернемся к дальнейшим выводам Сергея Георгиевича:

Необходимость форсировать восстановление страны вынудило большевиков пойти даже на искусственное «строительство сословий» (вплоть до метафоры военно-монашеского сословия рыцарства). Крестьянская анархическая утопия всеобщей коммуны под лозунгом «Вся власть Советам!», очевидно, была несовместима ни с какой государственностью. Отсутствие гражданского общества не позволяло построить государство и «снизу».