Виктор Смирнов - Гражданственность и гражданское общество

Не менее показательна история первых столетий Московского государства. Несмотря на то что в первой половине XVII в. внешнеполитическая обстановка не благоприятствовала войне с Турцией, русские казаки в 1637 г. самочинно берут Азов и тем самым ставят московский двор в ситуацию, когда Москве приходится либо воевать, либо объявлять казаков разбойниками. Дело с трудом удалось замять, не ввязываясь в полномасштабную конфронтацию с Диваном Великой Порты. Подобная ситуация сложилась во второй половине XVII в., когда у российской власти появилась возможность для присоединения к России прибалтийских земель и выхода к Балтике. Войну со Швецией можно было вести в союзе или, как минимум, при благоприятном нейтралитете Речи Посполитой. Однако в связи с обращением Б. Хмельницкого в 1654 г. о принятии Украины в московское подданство Москва вынуждена была дать положительный ответ, что, в свою очередь, вызвало войну с Польшей. Как результат, силы России на балтийском направлении оказались недостаточными, и выйти к Балтике не удалось.

Такое развитие событий прекрасно осознавалось в Москве, и хотя правительство без энтузиазма шло на присоединение Украины, тем не менее было вынуждено прислушаться к общественному мнению населения, выразившемуся в решении Земского собора. Не менее доказательным примером служит завоевание Сибири Ермаком. Царское правительство вовсе не предполагало такого деяния казаков и лишь постфактум занялось оформлением новых реалий.

Вообще в истории Московского государства можно найти много примеров, когда народ в лице казачества, самодеятельных служивых или иных людей совершал внешнеполитические действия и тем самым принуждал государственную власть к реализации народной воли.

Власть и порядок, власть и народ… Насколько правитель независим от управляемых, от норм, ценностей и идеалов легитимных и тех, которые существуют лишь постольку, поскольку принимаются и признаются управляемыми? Насколько власть самостоятельна в своих действиях? Возьмем, к примеру, властвование царя Иоанна (IV) Васильевича Грозного — личности в истории России значимой и знаковой. Для современников и потомков имя этого царя стало символом самовластия и волюнтаризма. Поэтому в контексте рассмотрения вопроса о самостоятельности власти будет полезен краткий исторический экскурс в эпоху его правления.

Обыденная и зачастую художественная трактовка событий данного периода, а особенно взаимоотношений власти в лице царя и общества, свидетельствует о крайней степени антиисторизма в понимании социального порядка и правил общежития той эпохи. Так, настойчиво распространяется интерпретация русской истории как череды постоянной смены власти и установления очередного этапа безвластия, хаоса и беспорядка, ведущего к тирании и развалу страны. При этом забывается, что в реальной жизни власть — это фокус устремлений множества людей. Поэтому, чтобы говорить о власти Ивана Грозного, необходимо понять, фокусом интересов каких социальных групп он являлся, какую историческую задачу выполнял. А понять это можно, только рассматривая фигуру царя на фоне широкого историкокультурного полотна. И только в таком контексте уместен внимательный взгляд на личность самого Ивана, поскольку именно так он может быть хоть в какой-то степени понятен.

К сожалению, отечественные обществоведы (а за ними и политики, и люди искусства, в частности из области кинематографа) ограничены рамками устойчивой традиции, объявляющей Грозного иррациональным злодеем, психопатом по душевным свойствам, не более. Можно было бы назвать эту традицию западнической, но ее в полной мере поддерживала и русская историческая наука XIX в. Узловым моментом ее является иррациональность злодейства всех русских властителей, в том числе и Грозного царя. И хотя у нас сейчас серьезные историки часто и справедливо пишут, что террор Грозного ни в какое сравнение не шел с террором его западных коронованных современников ни по численности жертв, ни по жестокости, почему-то именно Грозный выставлен чудищем всех времен и народов, а вовсе не Карл IX или Генрих VIII. При этом такое поведение объясняется именно бессмысленностью царского поведения. Де и Карл, и Генрих, и испанский король, все они, конечно, подданных душили, душили… но ради прогресса, а Грозный был попросту психопатом и душил без всякой разумной цели.

Откуда эта традиция идет и чем она поддерживается? Во-первых, по мнению западных ученых (и всей западной традиции, в рамках которой в основном и трудилась русская дореволюционная историческая школа), только западные народы есть народы исторические, или иначе можно сказать, только западные народы «двигают прогресс». Как следствие, жертвы во имя прогресса могут быть оправданы, а жертвы исторического пути иных народов — нет, потому как у этих народов нет никакого осмысленного пути.