Вадим Россман - Столицы. Их многообразие, закономерности развития и перемещения

Интересно отметить, что через голову модернистского проекта бразильский проект нового города перекликается также и с городом Эль-Амарна в Древнем Египте, столицей религиозного реформатора, фараона Эхнатона. Эту египетскую составляющую и солнечный символизм Бразилии связывают с путешествием президента Кубичека в Луксор в 30-е годы. В этом контексте в некоторых опорных конструкциях и символах города прочитывается двойной смысл. Например, перекрестье в плане города служит символом не только аэроплана, но и ибиса, птицы египетского бога Хороса. Здание Национального конгресса с двумя огромными колоннами и двумя куполами воплощает поднимающееся солнце и луну. Каждый год 21 апреля, в годовщину основания Бразилиа, солнце поднимается точно между двумя этими зданиями и лучи света подтверждают солнечную и магическую – египетскую – миссию новой столицы (Kern & Pimentel, 2001).

Оценки успешности проекта и Бразилиа как города в обширной литературе, ему посвященной, были и остаются весьма двойственными.

Известный футурист Маккинли Конуэй в своей книге «Глобальные суперпроекты, которые формируют наше будущее» признал его лучшим правительственным проектом в недавней человеческой истории. ЮНЕСКО включил город в список всемирного наследия человечества. До сих пор нередко звучат весьма восторженные отзывы о замысле города и его архитектурном стиле. Например, Клаудио Куэйроз, профессор Бразильского университета, охарактеризовал этот проект как «момент истины» в человеческой истории:

Строительство Бразилиа было моментом истины в истории человечества. Это был такой процесс, в который словно были вовлечены одновременно Микеланджело и Леонардо и в котором как будто была воплощена максима Людвига Витгенштейна о том, что эстетика и этика суть одно и то же. Бразилиа – это синтез всего человеческого знания (Donahue, 2005).

Куэйроз далее характеризует Бразилиа как нормативный проект не только города, но и поведения его граждан, вероятно, следуя концепции Корбюзье о потенциале города в плане морально-политической трансформации общества и даже нравственных норм.

Критики новой столицы Бразилии, особое место среди которых занимает Холстон и его блестящая книга «Антропологическая критика Бразилии», часто обращают внимание на безжизненность ее улиц, отсутствие теплоты, формализм и отчуждающие эффекты грандиозных зданий, угрюмую монотонность одинаковых суперблоков. Они также говорят об отсутствии нормальных пешеходных зон и улиц, полноценной городской среды, а также стандартизации и унификации жизненных пространств. Авторитарное урбанистическое планирование, по мнению этих критиков, привело к возникновению дорогостоящих и непрактичных зданий, нечувствительных к времени и социальным изменениям (Holston, 1989).

Другим важным недостатком города также называют его однозначную привязанность к отжившему свое время архитектурному стилю. Столица Бразилии стала своего рода мавзолеем архитектурной идеологии модернизма (Williams, 2005).

Бразилиа также не удалось осуществить планы социальной трансформации и достичь утопических целей социальной гармонии. Как известно, в свое время Коста и Немейер мечтали построить город без характерных для Рио фавел, нищеты и социального разделения. Однако общественное неравенство воспроизвелось в структуре расселения нового города. Более того, по некоторым оценкам, Бразилиа стала самым социально сегрегированным местом в стране. Бедноте позволили жить только в городах-спутниках Бразилиа, находящихся на расстоянии от 8 до 45 км от новой столицы. Таким образом, воплощение планов произошло как бы за счет самих целей, которые вдохновляли строителей города (впрочем, как Нимейер, так и Коста впоследствии обычно отрицали наличие тех широких и масштабных задач социальной трансформации, которые им приписывали). По мнению многих критиков, новая урбанистическая формация воспроизвела худшие черты старой на новом месте.

Экономисты также обращают внимание на то, что планы освоения новых регионов осуществились в весьма ограниченных пределах. Во всяком случае далеко не все урбанологи и экономисты готовы признать экономическую эффективность и оправданность новой столицы. Кроме того, критики указывают на то, что Бразилиа не удалось в достаточной степени разгрузить Рио от экспоненциального роста и загруженности транспортных магистралей.

Наконец, существует даже мнение о том, что Кубичек стремился не столько создать дополнительные точки роста, сколько изолировать политическую элиту страны от социальных протестов в Рио. Такое предположение – любопытное, но весьма сомнительное с точки зрения автора – высказал, в частности, Клаудио де Магалкес, лондонский профессор градопланирования. Через три года после переезда, замечает Магалкес, к власти в стране пришли военные, для которых была крайне желательна изоляция новой столицы от социальных протестов и весьма благоприятна возможность ограничивать доступ к городу через закрытие аэропорта (ВВС, 2009).