Ив Жангра - Ошибки в оценке науки, или как правильно использовать библиометрию [калибрятина]

Такого рода злоупотребления должны предостеречь университетских управленцев и специалистов по пиару от использования сомнительных рейтингов в целях саморекламы. Чем принимать рейтинги на веру (как будто внутри спрятан приятный подарок), гораздо разумнее было бы заглянуть внутрь этого «черного ящика».

Добросовестная реклама университетов, разумеется, возможна, если она подчеркивает сильные стороны, связанные с реализацией их базовых миссий (образование и исследования): к примеру, премии, полученные преподавателями и студентами в знак профессионального признания. Однако такая задача оказывается сложной, когда разработка пиара поручается людям, которых научили видеть в университетах и в студентах «продавцов» и «покупателей» «товаров и услуг» там, где раньше обычно видели любознательных и воодушевленных студентов, обсуждающих с преподавателями и другими студентами различные интересующие их программы с целью сделать осознанный выбор. Будущее университетов во многом зависит от того, как мы будем видеть то, что они делают.

Неожиданно большое значение, которое стали придавать рейтингам университетов, является в том числе следствием дискурса интернационализации университетского рынка и поиска платежеспособной иностранной клиентуры, за счет которой можно компенсировать падение государственного финансирования и снижение числа местных студентов. Многие руководители университетов, приезжающие с делегациями в Китай или Индию, кажется, видят в них потенциально платежеспособный рынок, который нельзя оставлять на откуп одним лишь американским, австралийским или британским университетам. Несмотря на всю пустопорожнюю риторику превосходства (excellence) и достижения высочайшего международного уровня, все тем же поиском иностранной клиентуры объясняется недавно принятое во Франции решение позволить университетам проводить занятия на английском языке. Поскольку все французские университеты напрямую подведомственны Министерству высшего образования, попасть на верхнюю строчку Шанхайского рейтинга не составило бы труда: достаточно применить метод Наполеона, создав один-единственный официальный университет, Университет Франции! Поскольку все публикации были бы отныне привязаны к этому названию, через пару лет (время, которое требуется для публикации новых статей) Франция точно попала бы на первое место Шанхайского рейтинга… Но разве это изменило бы что-либо для исследователей, студентов, аспирантов и их потенциальных работодателей? Означал бы этот резкий выход на первое место реальное повышение качества публикуемых работ? Ответ очевиден…

Наконец, рейтинги служат стратегическим целям тех, кто, стремясь реформировать университетскую систему в своей стране, при первом удобном случае использует их для оправдания уже принятых политических решений. И, кстати, вполне вероятно, что в случае, если бы французские университеты находились на хороших позициях в Шанхайском рейтинге, правительству Саркози было бы труднее оправдать насильно продвигаемые им реформы. Политическое руководство занимало бы более критическую позицию в отношении этого рейтинга, который, напротив, одобрялся бы теми, кто противостоит этим реформам…

Многочисленные дискуссии о состоятельности различных университетских рейтингов и показателей импакта научных исследований, которые вот уже целое десятилетие ведутся в академическом мире, наглядно демонстрируют, что их использование с той или иной целью всецело обусловлено политическими и стратегическими соображениями. Но если перечитать сказку Ганса Христиана Андерсена о новом платье короля, то невольно задумаешься: а не похоже ли положение многих университетских руководителей, по наивности или из цинизма всерьез воспринимающих эти рейтинги, на удел этого бедного короля, который «больше всего на свете любил новые наряды» и поверил обещаниям «двух обманщиков» о том, что они сошьют ему «самый красивый наряд, который только можно представить» и что только глупцы могут в этом усомниться, хотя на самом деле никакой ткани попросту не было? Сановник, которого попросили выразить свое мнение об элегантности нового платья короля, несмотря на свой скепсис (вполне обоснованный: ведь король был гол), стал воспевать красоту ткани (рейтинг!) из страха обидеть своего государя. Последний же, не видя ткани, подумал, что он просто глупец и что все подумают, что он не годится в короли, если он признается в своих тайных мыслях, то есть в том, что ничего не видит. Поэтому он предпочел сказать, что его новое платье прекрасно. И тогда его придворные посоветовали ему «в первый раз надеть эти прекрасные одежды по случаю предстоящей торжественной церемонии». Он важно расхаживал в своих новых одеждах перед народом, и «ни один человек не сознался, что их не видит, ведь никто не хотел признаться, что он глуп или сидит не на своем месте». Так бы все и продолжалось, если бы не «глас невинного младенца», маленького мальчика из толпы, воскликнувшего: «А король-то голый!» Король вздрогнул, поскольку народ был прав, но он сказал себе: «Все же я должен выстоять до конца церемонии». И шествие продолжалось, и камергеры шли за ним, поддерживая несуществующую мантию.