Вячеслав Глазычев - Глубинная Россия - 2000 - 2002

Итак, при мощной символической выраженности власти административная форма города как таковая могла быть без особых затей унаследована от прежнего режима. До июля 1917 г., когда Временное правительство попыталось осуществить смелую реформу городского управления, и вновь, с весны 1918 г. социальное тело города расчленялось прежде всего на полицейские части. В царской России, по малочисленности полиции в роли ее вспомогательного корпуса выступал институт дворников. Вошедшая в пословицу коррумпированность этой парной конструкции не слишком мешала относительной свободе перемещений, хотя и держала всякого в состоянии разумной настороженности. Полицейская часть была естественной «монадой» городского бытия и в целом недурно обеспечивала обратную информационную связь, равно как и сбор статических сведений по линии Министерства внутренних дел.

Заметим, что хотя епархиальное членение на приходы, разумеется, имело место, оно обладало сугубо внутрицерковным смыслом, обозначая наследуемые и вакантные места священников и дьячков. При большом желании можно усмотреть следы некоторой роли приходской сетки в системе адресов, где церковь-ориентир, как правило, выступала первым элементом ряда последовательного приближения к имени домовладельца. Однако думается, что за этим элементарное и потому сугубо полицейско-пожарное удобство ориентации и ничего более. В отличие от европейской схемы культуры, в которой приход играл и во многом до сих пор играет огромную социально связывающую роль [48] Достаточно сказать, что и в наши дни именно вокруг церквей в крупных городах США складываются наиболее динамичные структуры деятельной, практической работы по облегчению условий жизни не только отдельных людей, но целых ассоциаций квартиросъемщиков. , в отличие от исламского мира, где мечеть есть прежде всего организатор социальной жизни общины, в России приходская сеть едва различима. Трудно было бы ожидать иного не только по природе православия, акцентировавшего всегда лишь индивидуальное спасение души, но и ввиду удержания Святейшим Синодом полноты дисциплинарной власти — вплоть до реанимации «формы Патриархата» усилиями Временного правительства. Социально-культурного смысла система церковных приходов не имела у нас никогда, проявляясь единственно в привычке ходить в ближайшую к дому церковь.

Советская власть оценила устоявшуюся систему как вполне добротную и ограничилась тем, что сократила число приходов (при, в целом, весьма вялом протесте) и удесятерила численное выражение полицейской конструкции. Полицейские части, ещё Временным правительством переименованные в милицейские, оказались расчленены на мелкие участки, так что еженедельный обход каждого домовладения «участковым» стал неотъемлемым элементом жизни теперь уже коммунальной квартиры. Сохранившийся корпус дворников, в свою очередь, оказался стократ усилен корпусом управдомов и сетью из доверенных квартиросъемщиков. На этом социальная форма города остановила своё развитие и с хрущевского времени поступательно деградировала до самых наших дней, когда пышному декадансу администрирования лишь местами противостоит воля градоначальников, чему свидетельства представлены в нашем синодике уездных городов и поселков.

Есть ещё одна наследуемая черта, дающая возможность говорить об относительной устойчивости не только формы, но и структуры города при всем его слободском характере. Из-за отсутствия реально самостоятельных цехов и гильдий в русском пространстве, огороженном городской чертой, всегда бок о бок соседствовали убогие хижины, средние по достатку владения и хоромы известной роскоши. Эти владения, уравненные и усредненные протяженностью глухого забора, свидетельствовали о своего рода градском эгалитаризме — четкое сословное право на локализацию в России не отмечено, хотя внеправовые действия по вытеснению или устранению нежелательного соседства, или по его отъему случались нередко. В период строительного бума, который с изрядной долей допущения именуется российским капитализмом, эта извечная структура была поколеблена слабо, так что ее остаточные следы всё ещё заметны в центральных частях наших городов. Впрочем, при внедрении в российский город столь для него нового явления, как доходный дом, произошла существенная первичная вестернизация, в ходе которой социальная структура обрела трехмерность. Теперь статус места проживания оказался в прямой зависимости от локализации вдоль фасада, выходящего на главную улицу, или во втором световом дворике дома-квартала, и от движения вверх, начиная с бельэтажа и кончая чердаком.