Пригласив с собой Муршу, мы идем к Гоге. В руках у Мурши шестиструнная гитара. Сразу за порогом хозяин разулся , и я разулся, удивляясь не меньше, чем раньше удивлялся, когда везде входил, не разуваясь, хоть тонна грязи у меня на ботинках! А Гога разулся. Не по-цыгански. Тут другой казус. Сознательным цыганам не совсем уже удобно оставаться «цыганами». Они хотят жить и думать, как русские, не видят в этом ничего плохого, а значит, рушится вековая граница между цыганами и гажами. Все стрелки — туда. И цыгане с кругозором все чаще убеждаются, что табор — обуза, что-то неуклюжее, консервная банка, но они же не консервы! Им хочется на волю! В новую выгоду! А в консервной банке пусть живет шантрапа — узколобая, дикая.
Возможно, подобный этому отсев происходил на всем протяжении цыганской истории, и тогда все в порядке, но может статься, что это очень нехороший синдром, говорящий про камень на шее традиционной цыганской культуры: лучшие сбегут, а шушера не справится, не сбережет.
Гога даже песни теперь сочиняет исключительно на русском! И «лунго гили» (котлярские баллады) Гога не поет. Получается вот что:
Дорога — наша жизнь, и мы по ней идем.
Кочуем мы всю жизнь, судьбы иной не ждем.
Что было, знаем мы — те пройдены пути,
А будет что — гадать не будем мы.
Вы только подумайте — «гадать не будем мы»! Это чистокровный цыган сочинил! Будущее мглисто. Если уж цыгане зарекаются гадать, так и нам не след. Что-нибудь да будет! Птице небо, рыбе вода, коню дорога, а цыгану удача.
Так им и надо.
Борщ купил ноутбук. Показал его мне:
— Работу искать, Интернет буду делать!
На задворках гуляет крупный пес волчьей масти. Увидел меня — зарычал сердито. Дети ему по-своему: «Уймись!»
Этого пса прикормил Женико. Теперь у табора есть охранник. Когда приехала скорая помощь, пес набросился с лаем на врача! И лапы — на плечи. У той лицо после этого дергалось.
А кто там в окошке? Да это Бабуся чинит белый тюль.
У дома напротив сброшены шпалы — хотят дом поднимать, а то пол весь сгнил, на одном окне пленка — вместо стекла.
Тима вокруг своего коттеджа строит забор. Пока еще только столбы поставил, но все равно — типа табор отдельно, и он отдельно. Натурально, как кулак в 20-е годы!
— Зазнался, что ли? — спрашиваю я, но Пико молчит, и Петро молчит, зато дети тут же выдают слова родителей из кулуаров: «Тима хочет, как русский». Говорят с упреком, и эта интонация в свою очередь также скопирована ими у взрослых.
Забор для Тимы делают русские — свои, как бы ни нуждались в деньгах, работать на него ни за что не будут. Котлярская гордость не позволяет.
Что еще нового? Чебуреко полностью выкрасил дом — он был синий выцветший, а стал синий красивый!
Червонец ездил к тестю в Александров, заработал немножко (чего-то строил) и затеял ремонт.
Дети носятся, как угорелые. Маша на дочку: «Стрекоза! Бешеная!» Да где их успокоишь!
Маленький Перчик возится с щенками.
Черана сидит у себя на крылечке и лузгает семечки. Как же приятно с ней поздороваться!
Молодая осень! Солнечно, тепло. И все печали как будто отступили. Но всегда готовы. А пока их нет…
— Гуляй, мустафони! — кричит Червонец.
Цыганочки пляшут — в белом! Синем! И танцы такие — перескок ножками.
Мара — в вишневом. Косынка лиловая! Серьги золотые! Черные глаза! Лоб — белый, просторный. Любит командовать. У нее двойняшки — Рустам и Руслан. О чем там она говорит с Чераной? Стоят руки в боки. Это у цыганок стандартная поза, она без вызова, не значит, как у русских: «Ну и что вам надо?!»
Девчонки кружатся, взявшись за руки! То, что у нас называют хоровод, у котляров — «круг». А в центре, конечно, Женико Грекович! Куда без него? Он любит быть в центре.
А до этого бесцельно смотрел телевизор.
Бабуся тоже бросила тюль и вышла посмотреть.
Женико восклицает:
— Дима, патифтук! Ты это осваивай! Это означает «мы тебя уважаем и любим как товарища»!
Емкий язык.
Но я вас тоже, конечно, патифтук!
Подхожу к Черане:
— А ты что не идешь?
— Я стесняюсь.
— Да ладно! Ты, наверно, танцевать не умеешь!
— Умею.
— Покажи!
Ай-нанэ-нанэ!
Черана из кумпании котляров-тошони. Они раньше жили где-то в Саратове, а теперь в Иваново, на Сажевом заводе. Ее в Панеево сосватал Женико. «Хорошо — тут рядом, а кого-то отдают в Тулу, в Тюмень. Они родителей не видят годами! А я каждый месяц к своим в гости езжу. Там у нас построже. Старики больше уважения требуют».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу