Наука и жизнь, 1999 № 01

В 1880 году во время Пушкинского праздника на Тверском бульваре открыт первый в России памятник великому русскому поэту. Скульптуру, автором которой был А. М. Опекушин, перенесли в 1950 году на площадь, названную именем А. Пушкина.

Вскоре после приезда молодых из Москвы в Петербург Дарья Федоровна Фикельмон делает запись в дневнике: «1831.21 мая. Пушкин приехал из Москвы и привез свою жену, но не хочет еще ее показывать. Я видела ее у маменьки – это очень молодая и очень красивая особа, тонкая, стройная, высокая – лицо Мадонны, чрезвычайно бледное, с кротким, застенчивым и меланхолическим выражением, – глаза зеленовато-карие, светлые и прозрачные, – взгляд не то чтобы косящий, но неопределенный, тонкие черты, красивые черные волосы. Он очень в нее влюблен, рядом с ней его уродливость еще более поразительна, но когда он говорит, забываешь о том, чего ему недостает, чтобы быть красивым, его разговор так интересен, сверкающий умом, без всякого педантства». (Здесь и далее сохраняется орфография и пунктуация оригинала. – Прим. автора.)

А может быть, дорога началась 11 октября 1833 года, когда французский роялист Жорж Дантес, молодой красавец, ровесник Натальи Николаевны (он старше ее на 6 месяцев и 22 дня) прибыл в Петербург вместе со своим опекуном бароном Луи Геккерном де Беверваард? Газета «Санкт-Петербургские ведомости» писала в тот день:

«Пароход Николай I, совершив свое путешествие в 78 часов, 8-го сего октября прибыл в Кронштадт с 42 пассажирами, в том числе королевский нидерландский посланник барон Геккерен».

Но пути Пушкина и Жоржа Дантеса могли бы и разойтись летом 1835 года.

В письме графу Бенкендорфу Пушкин пишет 1 июня 1835 года: «Ныне я поставлен в необходимость покончить с расходами, которые вовлекают меня в долги и готовят мне в будущем только беспокойство и хлопоты, а может быть нищету и отчаяние. Три или четыре года уединенной жизни в деревне снова дадут мне возможность по возвращении в Петербург возобновить занятия, которыми я пока еще обязан милости его величества…» Тогда же, через две недели, Пушкин пишет В. А. Дурову из Петербурга в Елабугу: «…деньги дело наживное. Главное, были бы мы живы». Сейчас бы сказали: он как в воду глядел. Но уехать из «свинского Петербурга» в деревню не удалось. И уже 4 июля Пушкин отступает: «Государю угодно было отметить на письме моем к Вашему сиятельству, что нельзя мне будет отправиться на несколько лет в деревню, иначе как взяв отставку». А отставка – это запрет на вход в архивы. Так, может быть, дорога к Черной речке и началась тем летом?

Или все-таки позже… Например, 4 ноября 1836 года, когда утром городская почта доставила поэту и его ближайшим друзьям анонимное письмо-пасквиль, в котором Пушкин объявлялся рогоносцем. И в тот же день произошло еще одно роковое событие, о котором мы узнали, только получив доступ к письмам.

А может быть, это судьба, и версты по этой дороге надо отсчитывать с самого первого дня, с четверга 26 мая 1799 года, со дня Вознесения, когда поэт родился? П. И. Бартенев писал о Пушкине, что «важнейшие события его жизни все совпадали с днем Вознесения».

В воспоминаниях В. А. Соллогуба есть любопытная фраза. Так и хочется вырвать ее из контекста. Соллогуб пишет: «Итак, документы, поясняющие смерть Пушкина, целы и находятся в Париже». Соллогуб был прав, хотя имел в виду совсем другое. Речь шла о пакете с документами, который фельдъегерь вручил Жоржу Дантесу на границе при его высылке из России. Несколько лет назад в парижском архиве Дантеса, у его правнука барона Клода, нашлись двадцать пять писем Жоржа Дантеса, которые он писал барону Геккерну в течение двенадцати месяцев начиная с весны 1835 года. Голландский посланник на год уехал в отпуск за пределы России. Этим отпуском он хотел воспользоваться, чтобы усыновить Жоржа Дантеса. Для чего требовалось специальное разрешение голландского двора и согласие семьи. Весь этот год будущие отец и сын переписывались. В своих письмах Дантес делился петербургскими новостями. Мы узнаем о пушкинском Петербурге, увиденном глазами Дантеса. И, конечно, в центре всех новостей – роман с Натальей Николаевной Пушкиной. Ответных писем Геккерна мы не знаем. Но его голос, как эхо, улавливаем из писем сына. И хотя упоминания о самом Пушкине в письмах почти нет, события, о которых пишет Дантес, необычайно важны для понимания душевного состояния поэта в этот страшный для него год. Говоря словами Соллогуба, речь идет о «документах, поясняющих смерть Пушкина».