Шон Кэрролл - Вселенная

В то же время, некто может быть глубоко моральным человеком, если в своих поступках будет опираться на небольшой набор абсолютных правил, будь то конкретная разновидность утилитаризма или приверженность категорическому императиву, поскольку человек чувствует, что именно такая система наиболее соответствует его внутренним убеждениям. И это нормально. Конструируемые нами моральные системы служат нашим собственным целям.

Бог повелел Аврааму совершить ужасный поступок. Это был суровый вызов авраамовскому гуманизму, но, учитывая мировоззрение Авраама, правильная линия поведения была очевидна: если ты уверен, что Бог повелевает тебе сделать что-либо, делай это. Поэтический натурализм не даёт нам утешения в виде объективной моральной определённости. Не существует «верного» решения проблемы вагонетки. Ваши действия зависят от того, кто вы есть.

* * *

В этом-то и загвоздка. Мы хотим , чтобы у наших дилемм были такие же объективные решения, как и у математических теорем, и такие же доказательства, как у экспериментальных научных открытий. Поскольку мы — исправные байесовцы, осведомлённые о собственной склонности считать истинными те утверждения, которые нам ближе, нужно особенно скептически относиться к попыткам отыскать объективную мораль в естественной среде. Но мы, будучи людьми, зачастую слишком легко принимаем ту или иную точку зрения.

Проблема в том, что, если мораль искусственна, любой будет строить её по собственному разумению, и то, что у него получится, не обязательно будет во благо. Это древняя проблема, которую обычно связывают с иноверцами или атеистами. Раннехристианский мыслитель Тертуллиан родом из Южной Африки, признанный Отцом Церкви, объяснял, что атомист вроде Эпикура не может быть хорошим человеком. Дело в том, что для Эпикура посмертной жизни не существует и, следовательно, страдания эфемерны, тогда как христиане верят в ад и для них страдания вечны. Зачем кому-то стремиться к добродетели, если вам не светит ни вечное блаженство, ни вечное наказание?

Подумайте о любой пытке: какова бы ни была она, она ведь кончится со смертью. Эпикур не придаёт никакого значения страданию и боли: на слабую не обращаешь внимания, сильная длится недолго. Не сомневаясь в этом, мы живём пред очами всевидящего Бога, предвидим вечное наказание и отвращаем его непорочной жизнью.

В наше время подобная тревога связана с тем, что, если признать искусственность морали, люди начнут предаваться своим самым низменным инстинктам и у нас не будет опоры, на основе которой можно было бы осудить объективное зло, например Холокост. В конце концов, кому-то эта идея показалась хорошей, а без объективных ориентиров как можно утверждать, что она дурна?

Конструктивист ответит, что, хотя моральные правила и изобретены людьми, от этого они не становятся менее реальными. Правила баскетбола тоже изобретены людьми, но после того как их придумали, эти правила действительно существуют. Люди всегда спорят о том, каковы должны быть «правильные» правила. Когда Джеймс Нейсмит изобрёл баскетбол, мяч кидали в корзину из-под персиков, и его приходилось доставать оттуда после каждого удачного броска. Лишь со временем стало понятно, что игра станет интереснее, если заменить корзину обручем. Игра стала «лучше» в том смысле, что в неё стало удобнее играть. Правила баскетбола не относятся к объективным открытиям, то есть они не существовали во Вселенной, дожидаясь того часа, когда человек их обнаружит; но при этом они и не произвольны. Мораль точно такая же: мы изобретаем правила, но при этом руководствуемся разумными целями.

Проблемы начинаются, если представить себе людей, чьи цели — чьи базовые моральные ощущения и обязательства — вступают в радикальный конфликт с нашими. Что мы будем делать с теми, кто просто хочет играть в хоккей, а не в баскетбол? В спорте можно просто подыскать себе других товарищей по игре, но, когда речь заходит о морали, все мы должны сосуществовать здесь, на Земле.

Можно надеяться (в духе Канта), что простые внутренне непротиворечивые логические требования позволят каждому человеку сформулировать одни и те же моральные правила, даже если люди и будут исходить из слегка разных ощущений. Однако эта надежда в самом деле кажется шаткой. Шэрон Стрит представляет себе «внутренне последовательного Калигулу», который наслаждается страданиями других. Такой монстр не должен быть алогичным или непоследовательным; просто мы не можем согласиться с его моральными принципами. Мы не собираемся его переубеждать. Если он действует в соответствии со своими импульсами, тем самым причиняя вред окружающим, мы должны отреагировать именно так, как поступили бы в реальном мире: помешать ему делать это. Когда преступники отказываются сдаваться, мы сажаем их в тюрьму.