Ричард Брэнсон - Достичь небес

Мы на борту капсулы слушали по радио Майка Кендрика. «Вас здорово сносит на север, — говорил он. — Спасательная команда гонится за вами, чтобы добраться до места, где вы приземлитесь». После тридцати шести часов полета мы пересекли береговую линию северной Канады. Было слишком темно, чтобы увидеть что-нибудь внизу, но нам сразу стало легче и как-то спокойнее. Хотя мы направлялись прямо к Скалистым горам — одному из самых негостеприимных горных массивов на свете, по крайней мере это была суша. Мы обнялись и съели на двоих шоколадку. Мы испытывали невероятное чувство. Когда под ногами поплыли Скалистые горы, мы связались по радио с местными авиадиспетчерами аэродрома Уотсон-Лейк.

— Включите аварийный радиомаяк, — сказали они нам. — У вас по курсу метель. Видимость нуль, ветер 35 узлов (18 м/с).

Теперь уже жизнью рисковали не только мы. Наша спасательная команда погрузилась в два вертолета и пыталась пробиться галсами против сильного ветра к точке, где мы вроде бы должны были приземлиться. Безнадежно. Мело вовсю, скорость ветра зашкаливала за 35 узлов. В какой-то момент Уилл вообще потерял ориентацию и вынужден был посадить вертолет просто на дороге.

Мы с Пером знали, что садиться придется вскоре после рассвета. Если позволить утреннему солнцу нагреть оболочку, нас унесет в Гренландию, а может, и дальше — и там уже никакой спасательной команде нас не найти. Когда мы опустились до 230 м, я открыл люк и выбрался на верхушку капсулы. Я посидел там с минуту, скорчившись и наблюдая, как вокруг меня закручиваются снежные вихри. Было очень тихо.

Я крикнул вниз Перу:

— Не спускайся слишком низко. Там сплошной лес. Мы никогда оттуда не выберемся. — И через несколько минут: — Впереди открытое место. Видишь?

Пер заглушил горелку, я забрался обратно в капсулу, и мы начали спускаться. Приземлились мы довольно жестко. Шар, увлекаемый ветром, поволок капсулу по снегу. Пер подорвал пироболты, и капсула замерла. Оболочка улетела без нас. Мы с трудом открыли люк и выбрались наружу, где было минус 40 °C. Я связался по радио с диспетчерской службой Уотсон-Лейк. «Все получилось! — кричал я. — Мы долетели! Мы целы!» Мы первыми в мире пересекли Тихий океан на монгольфьере. Мы пролетели 10 800 км от Японии до Канады за сорок восемь часов. Мы побили мировой рекорд расстояния, а скорость нашего движения достигала 394 км/ч. По любым меркам это был триумф.

— Где вы?

Я огляделся.

— Ричард?

— Ага, мы приземлились на озере, — сказал я. Вдали виднелась оболочка аэростата, она задрапировала сосны, и ветер рвал ее в клочья. — Озеро окружено деревьями.

Канадскому Hercules потребовалось восемь часов, чтобы найти нас и притащить вертолет, чтобы забрать нас. Неплохо, если учесть, что наше озеро было одним из примерно 800 000 практически идентичных озер. Пер отморозил ногу, а я — палец на руке. Мы сидели, тесно прижавшись друг к другу, ели припасы и отчаянно мечтали о тепле, а вокруг свистела снежная метель и завывал ветер.

— Пер? — позвал я.

— Что?

— Ну почему мы не в Калифорнии?

Американский пионер воздухоплавания Джон Уайз, родившийся в 1808 г., совершил за свою карьеру более 400 полетов и, кстати говоря, стал первым перевозчиком воздушной почты в США. Поэтому, может быть, не так удивительно, что он знал о струйных течениях. По крайней мере он понимал, что на определенной высоте есть «великая воздушная река, которая всегда течет с запада на восток». Он даже надеялся воспользоваться этой рекой, чтобы пересечь Атлантику, но в те времена этот проект, конечно, был обречен на неудачу — слишком уж несовершенные были материалы. Тем не менее он смог установить мировой рекорд дальности полета примерно в 1600 км. (Он вылетел из Сент-Луиса в четыре часа пополудни 15 августа 1859 г. и закончил свой путь на верхушке дерева на берегу озера Онтарио в округе Джефферсон штата Нью-Йорк в три часа следующего дня.)

Мечта Уайза использовать струйные течения для воздушных путешествий была реализована лишь через сто лет, после двух мировых войн в первых пассажирских полетах компании Pan Am из Токио в Гонолулу. Маршрут, проложенный в струйном течении, уменьшает время полета примерно на треть, с 18 до 11,5 часа. До этих полетов струйные течения так и оставались опасной и непредсказуемой загадкой. Мне ли не знать: в свое время струйное течение могло убить мою маму.

Когда меня еще не было даже в планах, моя мама Ева была пионером воздухоплавания. Ее приключения начались довольно зловеще на аэродроме Хестон.