Виолетта Гайденко - Западноевропейская наука в средние века - Общие принципы и учение о движении

Сравнивая две эпохи в развитии науки, мы обнаруживаем, что знания, сосуществовавшие в рамках средневековой науки, объединены между собой не только хронологически, но имеют и общие типологические черты, резко обособляющие их от тех форм знания, которые появились в новое время.

Каковы же эти черты, составляющие своеобразие средневековой науки? Когда аналогичный вопрос ставится в отношении средневековой культуры в целом, то обычно апеллируют к понятию «стиль мышления», свойственный эпохе. Но если попытаться воспользоваться им для прояснения задач историко-научных исследований, тотчас обнаружится, сколь неопределенно-зыбко его значение.

Где следует искать источник стилистического своеобразия научного мышления средневековья? В самой науке или вне ее, — в смежных сферах средневековой культуры: экономике, политике, этике, религии, обыденном сознании? Чаще всего специфика научного средневековья усматривается в характерном симбиозе научных и экстранаучных (главным образом религиозных) представлений. Поскольку научное познание при такой трактовке оказывается вынужденным ориентироваться на ценности, не имеющие прямого отношения к изучению природы, наука в средние века предстает как опутанная густой сетью предрассудков и заблуждений, сковывавших любое движение научной мысли, создававших неодолимые препятствия на пути свободного научного исследования.

Известно, что науке, как и философии, отводилась в средние века роль «служанки» богословия, что выражалось не только в том, что она привлекалась для иллюстрации и подтверждения религиозных истин, но в том, что догматические положения христианской религии оказали сильнейшее воздействие на процесс формирования всего концептуального аппарата средневековой науки, начиная с введения целого ряда постулатов (о творении мира из ничего, о существовании первой причины и т. п.) и кончая постановкой самих задач научного исследования (как в случае, например, проблемы ремиссии и интенсии качеств, которая первоначально была намечена в ходе обсуждения вопроса о благодати, в связи с необходимостью объяснить возможность степенной градации в обладании последней).

Вне всякого сомнения, необходимость согласования результатов научного поиска с извне привнесенными догмами значительно сужала возможности научного исследования. Поэтому нет ничего удивительного в том, что так долго господствовал взгляд на средневековье как на эпоху, совершенно бесплодную в научном отношении, когда научная мысль билась, зажатая в тиски религиозных предрассудков. Так смотрел на средневековую науку XIX век, да и в наше время мы можем встретиться с аналогичными оценками. Во введении к своей антологии «Физическая мысль от досократиков до квантовой физики», вышедшей в 1975 г., известный историк науки С. Самбурский пишет: «Для раннего христианства и мусульманства природа и проблемы науки были не более чем вспомогательными предметами, с которыми имели дело, лишь поскольку они могли представлять интерес для главных задач религии. Тот факт, что наука выжила в течение всех этих столетий, можно отнести за счет двух основных факторов: известной непрерывности греческой философской и научной традиции в Византии и мусульманском ренессансе, начавшемся в IX в.; а также последующего включения аристотелевской философии, в том числе и ее научных аспектов, в мировоззрение трех монотеистических религий. Наука ислама сначала полностью следовала греческой науке, но затем в ней были развиты некоторые свои оригинальные исследования, внесшие значительные изменения в аристотелевскую картину мира. Западная схоластика, первоначально черпающая из науки мира ислама, затем, перейдя к прямому использованию античных источников, хранила мерцающий огонек науки, светивший в пределах аристотелианской доктрины.

В течение более чем тысячелетия рациональное познание природы было извращено. Оно сохранялось в це лом лишь как свод книжного знания, составленный из доктрин и понятий о природе и физическом мире. Этот свод, бывший предметом комментирования в ученых трактатах и предметом преподавания, стал рассматриваться во многом как составная часть христианского мировоззрения. Поэтому, когда в XVI и в начале XVII в. научное исследование опять стало основываться на непосредственном контакте с самой природой, это новое открытие природы… было столь же революционным изменением, как и переход от мифа к логосу в VI веке до н. э.» [142, 4—5].