Мейер Фридман: Десять величайших открытий в истории медицины

Теперь я уже не стал бы охотно проводить долгие часы на парижском «Кладбище невинных», разбирая кости, как не стал бы ездить в Монфокон, чтобы их искать, — однажды, отправившись туда с товарищем, я подвергся нападению своры диких собак. И теперь меня уже не беспокоило бы, что меня могут выгнать из [Университета] Лувена и я не сумею ночью, один, унести кости, чтобы сложить из них скелет. Не стал бы я и осыпать прошениями судей, чтобы они отсрочили казнь преступника до того дня, когда мне будет удобно провести вскрытие, и не стал бы я советовать студентам-медикам следить за тем, где хоронят того или иного человека, или настаивать, чтобы они замечали, кого лечат их учителя, с тем чтобы потом перехватить тело умершего больного. Я бы не держал неделями в своей спальне трупы, вырытые из могил, или выданные мне после публичных казней, и не стал бы мириться со скверными характерами скульпторов и художников, которые заставляли меня чувствовать себя хуже, чем тела, которые я вскрывал. Однако тогда, будучи слишком молодым, чтобы зарабатывать на искусстве, я, желая углубить наши общие познания, с готовностью и радостью делал все это.

Этот устрашающий отчет о том, чем занимался Везалий, будучи студентом медицинской школы в Париже, а потом — анатомом в Падуе, показывает нам молодого человека, жаждущего любой ценой познать секреты человеческого тела. Он расчленял трупы, чтобы изъять из них кости, и дрался за них с дикими собаками. Что можно сказать о человеке, подбивающем своих студентов записывать имена больных, которых лечат их преподаватели, дабы потом, когда эти больные умрут, похитить их тела? Что это за человек, который может ночь за ночью спать в комнате с разлагающимися трупами? А какие требования он предъявлял скульпторам и художникам, добиваясь, чтобы они изобразили ткани или органы точно такими, какими он видел их на анатомическом столе! Да, Везалия никак нельзя признать ни добрым, ни способным к состраданию человеком. Прежде всего он был хладнокровным, упрямым и невероятно целеустремленным.

Когда в 1533 году он приехал в Париж, чтобы продолжить изучение медицины, ему было всего девятнадцать лет, но он уже твердо решил добиться таких успехов в анатомии и хирургии, чтобы император Карл V назначил его одним из своих лейб-медиков. В конце концов, его дед и отец (кстати, Андреас был незаконнорожденным) состояли на службе у императора!

Обуреваемый честолюбием, молодой фламандец вскоре наловчился так вскрывать трупы животных, что на него обратили внимание два самых известных анатома Европы — Якоб Сильвий и Джон Гунтер, преподававшие в Парижском университете. Сильвий научил Везалия правильно вскрывать собак, а Гунтер сделал его своим ассистентом на вскрытиях человеческих тел. Именно в эти годы Везалий по собственной инициативе ходил на парижские кладбища выкапывать трупы.

В 1536 году Везалию как фламандцу и верноподданному Карла V пришлось покинуть Париж, поскольку солдаты Священной Римской империи собирались захватить город. Вернувшись в Брюссель, Везалий продолжил медицинскую карьеру в Лувенском университете. В это время он уже тайно производил вскрытия человеческих трупов.

В 1539 году он уехал из Лувена в Падуанский университет, где, спустя несколько месяцев, получил степень доктора медицины. Он с таким умением и тщанием занимался анатомированием трупов, что уже через несколько недель после получения степени, совсем молодым — ему исполнилось тогда всего двадцать три года! — был назначен главой кафедры хирургии и анатомии Падуанского университета. Но Везалий не прекращал своих штудий и продолжал вскрывать трупы животных и казненных преступников, а тайком и другие трупы, похищенные с кладбищ.

Некоторое время Везалий, подобно всем анатомам, практиковавшим до него, продолжал воспринимать человеческое тело таким, каким его описал Гален, а не таким, каким видел своими глазами. Но в 1538 году он опубликовал «Шесть анатомических таблиц» [2] A. Vesalius, Tabulae anatomicae sex (Venice: J. S. Calcarenses, 1538). , где впервые осмелился указать на некоторые ошибки, допущенные Галеном. Это были заведомо незначительные ошибки, но на протяжении четырнадцати столетий ни один анатом не решился их исправить. Еще один поразительный факт. Известно, что к этому времени медицинские сочинения в письменном виде распространялись уже в течение пяти веков, но именно в книге Везалия впервые содержались иллюстрации, представлявшие собой не грубые схемы, а художественно оформленные, реалистические изображения костей и мышц человеческого тела.