Мария Боброва - Марк Твен

Это образец, твеновского юмористического искусства, один из тех гротесков, которые их создателю приносили славу «от океана до океана».

Лишь Твен с его стремлением к свежести, оригинальности, новизне в литературном стиле, с его ненавистью к штампу, трафаретности, плоской невыразительности и языковой скудости мог создать эту пародию. Но и к себе самому он беспощаден.

Так, свои многочисленные профессии автор делает объектом юмористических нападок. Лоцман, горняк, журналист — Твен всегда «герой» юмористических историй. Это создает между ним и читателем какую-то особую интимность двух заговорщиков (мы-то, брат читатель, знаем с тобой человеческую натуру!). Одна из таких «историй» — образец критики собственной журналистской манеры.

Однажды в Сирии, рассказывает Твен, «верблюд взял на себя заботу о моем пальто»: начал жевать его вместе с газетными корреспонденциями, которыми были набиты карманы. Автор преподносит это так: «Он дошел до солидной мудрости в этих документах, довольно тяжелых для его желудка, и наконец проглотил шутку, от которой затрясся так, что все зубы у него расшатались; презрев опасность, полный надежды и мужества, он продолжал трудиться, пока не начал натыкаться на такие сообщения, которые даже верблюд не мог проглотить безнаказанно. Он начал закрывать и открывать рот, глаза вылезли из орбит, ноги разъехались. Через четверть минуты он упал окоченелый, как верстак плотника, и умер в неописуемой агонии. Я подошел, вынул рукопись изо рта и увидел, что высокочувствительное создание подавилось одним из самых мягких и безобидных сообщений, которые я когда-либо писал для доверчивой публики».

В этой сцене сконцентрировано многое: критика «убийственных» (в буквальном смысле слова) преувеличений западного журналиста, благодушная реакция читателя на них (читатель привык к таким фантастическим преувеличениям, что даже смертельная «верблюжья» доза ему нипочем) и, наконец, сам рассказ о верблюде, подавившемся газетной информацией, — остроумная материализованная метафора.

Наибольшей локальной колоритностью в обрисовке приисковой жизни обладает история со «слепым» свинцом- рассказ о том, как автор «в течение десяти дней был миллионером». Он типичен для Дальнего Запада, где молниеносные, почти баснословные обогащения были такой же реальностью, как и разорения. В письме Марка Твена к брату Ориону от 1862 года (точная дата неизвестна) описан случай, как несколько вооруженных револьверами золотоискателей захватили шурф на участке, принадлежащем «Клеменсу и Ко».

И тем не менее названная история — литературная гипербола, хотя автор, защищая ее реальность, дает такое посвящение к «Закаленным»:

«Кальвину Г. Хигби из Калифорнии — честному человеку, замечательному товарищу, стойкому другу посвящается автором эта книга в память того курьезного времени, когда мы двое были миллионерами в течение десяти дней».

Рассказ об этом очень типичен для характеристики юмора молодого Марка Твена. Ранний юмор Твена — чаще всего юмор ситуаций. Не тот, который блещет сентенцией, афоризмом, эпиграммой, как, например, юмор Анатоля Франса. Нет, Марк Твен часто даже не заботится об эффектной концовке: читатель наперед знает, что случится. На этом-то и строится юмор ситуации: читатель знает, предугадывает, а действующие лица (автор в качестве «героя») не знают, в какое комическое положение они попадут. В данном рассказе это дает автору право развернуть картины мечтаний «миллионеров». Вместо того чтобы немедленно начать работы на прииске и тем закрепить свои права на него, приятели мечтают о трехлетней экскурсии по Европе, о том, каким комфортабельным будет новый дом; спорят, нужно ли обивать мебель синим шелком или не следует (он быстро выгорит и испортится от пыли), где и как расположить бильярдную комнату и разбить газоны и т. д. Чем ярче цветут мечты, тем дальше ускользает их осуществление; чем беспечнее действующие лица, тем нетерпеливее читатель. Радужные мечты доведены до гигантских размеров, реальная же возможность овладеть богатством свелась к нулю.

Здесь литературная гипербола сочетается с контрастом, что лишь заостряет ситуацию — почти неправдоподобно комическую, но столь типичную для приисковой жизни.

Оттого, что Твен пишет «анекдотическую повесть очевидца» (так он говорит о своей книге в предисловии), его художественные средства обладают выразительностью пережитого, яркостью красок того непосредственного восприятия, когда прежде всего улавливается смешное. Почти все юмористические персонажи книги имеют своих реальных прототипов. Образ Бэка Фаншоу списан с Тома Писели, владельца салуна в Виргинии; портрет «старого адмирала» («ревущая и гремящая смесь ветра, грома, молнии и крепких словечек») — со старого моряка-китолова, с которым Твен плыл на пароходе «Аякс»; рассказы о кошке Дика Бейкера, об умной сойке Твен услышал вместе с сюжетом «Прыгающей лягушки» в Анджел Камп от остроумного фантазера-рудокопа Джима Гиллиса, сохранил при передаче особенности манеры повествования и характера Гиллиса. Чтобы создать великолепное описание гигантского действующего вулкана Килое, огромное пламя которого разлито на площади, равной большому городу, Твен с приятелями спускался на дно кратера. Путешествие, грозившее смертельной опасностью, описано им в юмористическом духе приключений «полупростывших чертей, только что уволенных в отпуск из пекла».