Мария Боброва - Марк Твен

Тонкий художественный вкус Кейбла Марк Твен высоко ценил, его лекторской манерой откровенно восхищался, его рассказы хвалил. Кейбл имел одну страсть, к которой Марк Твен относился с сочувствием и уважением: любил рыться в старых рукописях, старых газетах, собирал африкано-креольские народные песни и добытые сокровища переносил потом в свои рассказы. Вместе с Кейблом Твен ходил на молитвенные собрания в негритянские церкви слушать прославленные гимны негров. Эта привычка осталась у Твена на всю жизнь и доставляла ему много радости [48] Марк Твен любил петь негритянские песни, аккомпанируя себе на рояле. С детства он знал множество таких песен — трудовых, церковных. Нянька детей Марка Твена, негритянка Кэти Лири, описывает один из зимних вечеров в доме Клеменсов в Хартфорде (70-е годы), когда хозяева и гости сумерничали при свете луны: «Внезапно мистер Клеменс поднялся и запел одну негритянскую религиозную песню… он стоял вытянувшись, с закрытыми глазами, и пел тихо и мягко, как будто ветер шумел в листве деревьев. Звуки неслись нежные и прекрасные и брали за сердце. А он продолжал петь и петь; голос его крепчал, и когда он пел эту строчку: «никто не знает, какие страдания я терплю, никто не знает…» — он завопил, точь-в-точь как это делают негры, когда поют эту песню… Все были изумлены и не могли забыть этого всю жизнь». (Цит. по книге: G. Bellamy, Mark Twain as a Literary Artist, Norman, University of Oklahoma press, 1950, p. 13). .

Над Петролеумом Нэсби (настоящее имя Дэвид Росс Локк) Марк Твен немало потешался; по словам Твена, Нэсби читал одну и ту же лекцию «Будь проклят Ханаан» в течение девяти месяцев, но после 225 вечеров мог запомнить одну лишь начальную фразу своей рукописи: «Мы все произошли от своих предков…» Нэсби писал драмы, был известен как поэт, но Твен описывает его как человека тупого, некультурного, имевшего, однако, бешеный успех. Твен был несправедлив в оценке Нэсби, который в своем политическом развитии стоял выше Твена. Враг рабовладения, талантливый оратор, Нэсби произносил обличительные речи, полные сатирических, политических выпадов и метких характеристик.

Далек был Твен и от «горького Бирса», как его прозвали в Сан-Франциско. Амброз Бирс писал уже тогда в специфической для него манере. Тяготение к ужасному и патологическому, бессильная ненависть к «отвратительному миру», бесплодный скепсис и злая ирония —. характерные ее черты.

Твен был полон энергии и силы; мрачные психологические и стилистические изыски Амброза Бирса его не привлекали.

Вирджиния-Сити и Сан-Франциско были отличной школой журналистской выучки для Марка Твена [49] За время пребывания в Сан-Франциско Марк Твен напечатал 12 скетчей в «Гольден эра» и в «Калифорнией». Написано их было гораздо больше. Многие из них не увидели света из-за резкости тона. Поражает необычайная энергия Твена-журналиста. Работая в «Голден эра» и в «Калифорнией», Твен продолжает посылать заметки о жизни Сан-Франциско в виргинскую газету «Энтерпрайз», пишет письма-корреспонденции для «Репортер» в Напа, предлагает рассказы для «Драматической хроники» в Сан-Франциско, пишет очерки для «Обозрения» в Нью-Йорке. Эдгар Бранч в книге «Годы литературного учения Марка Твена» (1950) насчитывает 15 газет различных городов, в которых работал Твен в то время (1852–1867). Но счет неверен: в списке нет речных газет на Миссисипи («Дельта» и др.), куда писал свои заметки Сэм Клеменс, нью-йоркской — «Обозрение», сан-францисской — «Утренний голос» и других. .

Здесь он почувствовал уверенность в своих силах — бродячий наборщик, лоцман, солдат, приисковый шахтер-старатель окончательно связывает себя с литературным трудом. Твен приучился наблюдать факты реальной жизни и давать им оценку, — журналистика «прикрепила к земле» его творчество столь крепко, что позже даже взлет в область фантастического не отрывал писателя от действительности. У молодого Твена появилось умение смело браться за животрепещущие темы, отделять личные выпады от обобщений, умело пользоваться гротеском. Журналистика приучила также Твена к непрерывной общественно-политической и литературной борьбе, дала умение ориентироваться в сложной обстановке и точно направлять свои удары. Это в свою очередь рождало сознание собственной полноценности. Об этом времени Твен позже вспоминает как о «полной до краев чаше вина жизни» [50] «Mark Twain's Letters», v. II, p. 773. .

Определившиеся демократические симпатии заставили молодого Твена много и настойчиво трудиться над формой своих статей, юморесок, рассказов: он желал быть понятным для простого люда, к которому обращался. Язык его ученических скетчей был вымученным и тяжеловесным, заполнен дешевыми словесными украшениями, обилием местных речений. Постепенно изменяясь за время работы в газетах Невады и Калифорнии, он стал более свободным, непринужденным, более простым и сильным. Твен стал экономен в выборе слов, стремился к ясности и в то же время к оригинальности. Уже в Вирджинии-Сити он объявил войну фарсовой пародийности в своем стиле, хотя эта особенность еще долго будет характеризовать его литературную манеру.