Ольга Елисеева - Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века

Однако литература не была бы литературой, если бы позволяла себе полные соответствия с реальностью. В повести Мери — лишь игрушка для отвода глаз публики. Точно так же, как Леонин в тексте Соллогуба — не полная калька Лермонтова. Мимолетные отношения поэта с «княжной» заставили их расстаться «врагами». Но встреться они через пять лет, когда муж надоест, и кто знает… На это намекал Печорин.

Сколько перьев было сломано, чтобы доказать, что Печорин вырос именно из русской почвы! Пройдут годы, и придется признать: герой — часть общеевропейской литературной традиции, всерьез затронувшей и Россию, однако не ею зачатой. «Этот скучающий чудак, — писал Владимир Набоков, — продукт нескольких поколений, в том числе нерусских; очередное порождение вымысла, восходящего к целой галерее вымышленных героев, склонных к рефлексии». Далее названы имена персонажей Руссо, Гёте, Шатобриана, Констана, Байрона, Пушкина, Нодье и Бальзака. «Соотнесенность Печорина с конкретным временем и конкретным местом придает, конечно, своеобразие плоду, взращенному на другой почве, однако сомнительно, чтобы рассуждения о притеснении свободомыслия… помогли нам его распробовать» [535] Набоков В. В. Указ. соч. С. 433. .

Примерно это же говорит доктор Вернер, в чьи уста Лермонтов вкладывал стороннюю характеристику персонажа: «Княгиня стала рассказывать о ваших похождениях, прибавляя, вероятно, к светским сплетням свои замечания. Дочка слушала с любопытством. В ее воображении вы сделались героем романа в новом вкусе».

«Роман в новом вкусе», что это для времен Печорина? Не те ли «иностранные» тексты, которые, по словам императора, «портят нравы»? Сам герой назвал книгу, не попавшую в набоковский список. После рассказа о невинном поцелуе в щеку княжны Мери, которой сделалось дурно при переезде через горную речку, Печорин записал: «В ее движениях было что-то лихорадочное… Все заметили эту необыкновенную веселость. И княгиня внутренно радовалась, глядя на свою дочку; а у дочки просто нервический припадок она проведет ночь без сна и будет плакать. Эта мысль мне доставляет необъятное наслаждение: есть минуты, когда я понимаю Вампира».

Вампир — герой одноименного романа Джона Полидори, врача лорда Байрона. Он был написан в 1816 году на вилле Диодати на берегу Женевского озера, где путешественники — Мери и Перси Биши Шелли, Байрон и его врач — провели две недели взаперти из-за сильного ливня. Они читали вслух готические рассказы о призраках из книги «Фантасмагория» и договорились, что каждый попытается написать собственный. Перси создал «Убийство», Байрон — наброски к «Погребению», Мери — «Франкенштейна», а Полидори — «Вампира», который позднее послужил своего рода «мостиком» к роману Брема Стокера «Дракула» [536] Кинг С. Пляска смерти. История литературы ужаса. М., 2001. С. 67. .

Герой Полидори — романтический аристократ Рутвен соблазнял девиц и пил их кровь, поддерживая в себе жизнь «цветом чужой невинности». У Лермонтова полстраницы в рассуждениях Печорина посвящены этой теме: «Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки?.. Есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет! Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути, я смотрю на страдания и радости других только… как на пищу».

Роман Полидори стал очень популярен, хотя сам автор, как и подобает романтику, пустил себе пулю в лоб. Очень быстро европейская мода на вампиров проникла в Россию. Недаром Пушкин знакомит Ларину с подобной литературой:

Соблазнился темой и Проспер Мериме: в его «Песнях западных славян» есть несколько стихов о «кровососах». Переводя их, Пушкин оставил без внимания предисловие. Однако тот, кто знакомился с текстом по-французски (а Лермонтов из их числа), узнавал рассказ «далматинской девушки», к которой ночью в окно влез вампир и укусил ее [537] Эрлихман В. В. Дракула. М., 2013. С. 206–207. . Эта сцена пародируется в «Герое нашего времени» любовным путешествием Печорина к Вере.

Заметна и перекличка с «Франкенштейном». Герой Мери Шелли Виктор винит себя в смерти людей, погибших от рук его чудовища: «Я убийца этих невинных жертв, они погибли из-за моих козней». А сам монстр задается вопросом: «Кто я? Откуда? Каково мое назначение?» — так часто повторяющимся в журнале Печорина. Критики порой находят в образе чудовища отзвуки трагедии «нежеланного ребенка» и «отвратительного потомства», каким чувствовала себя сама Мери [538] Олдис Б., Уингров Д. Пикник на триллион лет. М., 2012. С. 45–47. . Та же беда была и у Лермонтова. Ею, как мы видели, он щедро наделил своего героя. По отношению к «отцам-победителям» Печорины — потомство нежеланное.