Но встречались и иные случаи: богатому командиру вручалась воинская часть в совершенно расстроенном состоянии, чтобы он употребил деньги на ее приведение в «божеский вид». Для этого могли устроить брак с хорошей невестой. Так, П. А. Толстой женился в 1794 году на фрейлине княжне Голицыной, сироте, воспитанной при императрице, и пустил ее приданое на содержание Псковского драгунского полка [421] Толстой Ф. П. Записки. М., 2001. С. 60.
. Такое поведение считалось нормой.
Однако когда П. И. Пестель, командовавший Вятским полком, умудрялся получать обмундирование дважды — с разных складов (магазейнов), это вызывало дополнительное, помимо членства в тайном обществе, расследование [422] Киянская О. И. Южное общество декабристов. Люди и события. С. 77–78, 289.
.
Нечто похожее происходило с чиновниками местной администрации. Присловье: «Воруй, да не заворовывайся» — могло бы стать их девизом. Мера находилась где-то между собственным благополучием и запретом разорять тех, на ком благополучие держится. Такой взгляд восходил еще к практике XVII века, когда воевода получал территориальную единицу не только в управление, но и в «кормление» лично себе и своему штату.
Показательно отношение к генерал-губернаторам. Пока налоги взимались, а население не роптало, на их «грехи» смотрели сквозь пальцы. Когда министр внутренних дел А. А. Перовский решил направить в Первопрестольную ревизора, император остановил его словами: «Я уже просил не трогать ни Голицына в Москве, ни Воронцова в Одессе» [423] Бутурлин М. Д. Записки // Русский архив. 1897. Кн. 3. № 1. С. 340.
. Оба пользовались огромным влиянием среди петербургских чиновников и любовью местных жителей, оба как нельзя лучше подходили для своих мест. Граф М. С. Воронцов, воспитанный в Англии, склонный покровительствовать коммерции (вспомним пушкинское «полукупец»), великолепно ладил с разноязыким населением юга России, которое главным мерилом жизненного успеха избрало обогащение. Князь Д. В. Голицын, коренной москвич и представитель древней аристократии, удовлетворял гордые семьи, жившие в Первопрестольной. Ему они соглашались подчиняться без «порухи» родовой чести.
Однако время шло, лицо Москвы менялось. Однажды, в мае 1833 года, на обеде в Зимнем дворце, устроенном специально для московского купечества, Николай I спросил сидевшего рядом мануфактуриста И. Н. Рыбникова: «Кажется, вовсе забыли несчастный двенадцатый год?» На что купец без всякой задней мысли отвечал: «Некоторые помнят, а особенно те, которые получили в ссуду деньги, выстроились, а платить нечем; теперь их преследуют» [424] Рыбников И. Н. Император Николай и московское купечество // Николай Первый и его время. Т. 2. С. 109.
. Сообщение не понравилось императору, поскольку он приказал простить московским погорельцам долг за новые дома. Московские власти не довели это «благодетельное усмотрение» правительства до жителей и продолжали взимать суммы себе в карман.
«На круги своя»
Уже к началу николаевского царствования баланс был нарушен: коррупция приобрела эпические размеры.
Вот как картина выглядела глазами английского резидента при русской армии в 1829 году. «В царствование покойного императора, — писал капитан Джеймс Александер о временах Александра I, — в государственных учреждениях процветала система взяток, хотя царь… и старался их контролировать. При восшествии на престол нынешний энергичный император высказал намерение покончить со взяточничеством в учреждениях. Чиновников, уличенных в лихоимстве, он приказал штрафовать, сажать в тюрьмы, отправлять в ссылку. Это продолжалось некоторое время, но вскоре выяснилось, что все дела остановились: чиновники не проявляют должного усердия, таможня не пропускает корабли, во всех департаментах воцарились проволочки и просрочки до поры, пока все не вернулось на круги своя».
Рассказ Александера совпадает со словами Николая I, сказанными немецкому художнику Францу Крюгеру по поводу казнокрадства: «Если бы я захотел по закону наказать всех воров моей империи, то… Россия превратилась бы в такую же пустыню, как Сибирь» [425] Выскочков Л. В. Николай I. С. 171.
.
Воровать следовало «по маленькой», особо не обижая просителей. «Хотя на взятки и не существует официальной таксы, — продолжал свой рассказ англичанин, — при желании каждый может узнать, какую сумму следует платить за необходимую услугу. К примеру, если полицейский найдет украденные 50 рублей, ему полагается 50 копеек». Сотая часть — все-таки не десятина. «Большого искусства требует правильный выбор того, кому следует дать взятку, — сообщал Александер. — Так, если человек имеет дело к губернатору и не заплатит при этом чиновнику, его прошение пролежит у чиновника на столе, а потом исчезнет; если же канцелярист получит взятку, он передаст бумагу секретарю, который тоже имеет свою долю, а уж тот направит дело на рассмотрение губернатора».
Читать дальше