Ольга Елисеева - Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века

Максимум, на что могло надеяться правительство «в благоустроенном государстве», — чтобы брали «по чину». Эту тонкую грань современному исследователю нащупать очень трудно, а вот люди того времени интуитивно чувствовали: сколько можно, а сколько — сверх меры. Когда в 1817 году Бенкендорф ревизовал воронежских чиновников, бравших взятки в размере годового жалованья, казенные крестьяне доносили, что к Рождеству и Пасхе с них собирают «христославное», а кроме того, «видимо-невидимо» — ветчины, поросят, яиц, масла и птицы, отчего они уже «стали хуже нищих» [416] Олейников Д. И. Бенкендорф. С. 175. . Такое положение грозило разорить налогоплательщиков и вызвать их волнения, чего старались избежать.

В «Ревизоре» купцы-жалобщики тоже, как и воронежские крестьяне, говорят не об избавлении от поборов вообще — такое счастье им и не снилось, — а о некоем неписаном порядке, который нарушает разбойник-городничий. «Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь… Всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке… целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? И на Онуфрия несешь».

Одни именины — вроде бы как законно. А вот вторичные поборы — явное мошенничество. Для современников Гоголя черта была хорошо ощутимой. Когда в 1837 году князь А. Л. Дадиани, флигель-адъютант императора, командуя Эриванским карабинерным полком, «обратил полк себе в аренду», всеобщему возмущению не было границ. Дадиани, или Дадианов, использовал солдат для грабительских набегов на соседние хозяйства, где рубил лес и косил сено, а потом свободно торговал ворованным в Тифлисе. Но главное — присваивал отпущенные на содержание полка казенные средства, как полагавшиеся ему лично [417] Шильдер Н. К. Император Николай I: его жизнь и царствование. М., 1996. Кн. 2. С. 753–754. . Подход, очень распространенный среди азиатских владетелей, однако уже неприемлемый в империи. Сенатор П. В. Ган, ревизовавший Грузию, писал: «Рекруты все были у него в рабстве! То есть ужас».

Дадиани разжаловали в солдаты с лишением чинов, орденов и княжеского и дворянского достоинства. Император лично перед строем сорвал с него знаки различия. Высший надзор отмечал, что таковой поступок принят жителями с одобрением: «Надлежало ударом сильным остановить, по возможности, возродившееся там зло, тем более, что многие другие полковые командиры закавказских войск не чужды подобных злоупотреблений, почитая вверенные им полки как бы своими отчинами» [418] Россия под надзором… С. 160. . То есть наследственными владениями.

Обратим внимание на слова: «возродившееся там зло». Главный орган борьбы с коррупцией считал, что невозможно покончить с воровством раз и навсегда: грядку придется снова и снова пропалывать. При этом необходим «сильный удар», способный на время испугать казнокрадов и привести их аппетиты из состояния «ужаса» к состоянию «терпимо». В данном случае офицеры высшего надзора мыслили как истинные читатели Н. М. Карамзина: «Мудрое правление находит способ усилить в чиновниках побуждение добра или обуздывать стремление ко злу. Для первого есть награды, отличия, для второго — боязнь наказания» [419] Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении. М., 1991. С. 101. . Страх сознавался главной движущей силой улучшения. Пробовали, правда, по-европейски: путем увеличения жалованья, например, судьям, но натолкнулись на заранее предвиденный результат: чиновник брал и жалованье, и взятки.

Наказание князя Дадиани было ценно не только само по себе, но и как пример. Множество полковников по всей империи продолжали пользоваться так называемыми «безгрешными доходами» [420] Экштут С. А. «Мзда не лихва». Безгрешные доходы как феномен русской истории. С. 42–47. . В чем же было их отличие? Только ли в размере взимаемого? Главным оставалось ненанесение ущерба казне и собственным подчиненным. Полк, обладавший немалым хозяйством, давал приличный годовой доход. Если командир, получив деньги на содержание воинской единицы, умел обмундировать и прокормить своих подчиненных дешевле, но без заметной потери качества, разницу он клал в карман, что воспринималось с патриархальной терпимостью. Часто полк давался небогатому, но заслуженному офицеру именно «для поправления экономии».