Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Прозаик, киносценарист и актёр — В. М. Шукшин Кадр из к/ф «Калина красная»

Второй «афронт» ждал его на экзамене у Михаила Ромма. Тот спросил, читал ли он «Войну и мир». «Нет, — ответил абитуриент. — Книжка слишком толстая, времени не было». — «Как же вы работали директором школы? — взорвался Ромм. — А еще режиссером хотите стать?» В ответ взорвался уже Шукшин: «А что такое директор школы? Дрова достань, напили, наколи, сложи, чтобы детишки не замерзли зимой. Учебники достань, керосин добудь, учителей найди. А машина одна в деревне — на четырех копытах и с хвостом… А то и на собственном горбу… Куда уж тут книжки толстые читать…»

Все сказанное — правда. Но этот парень станет не только режиссером и актером, но и крупнейшим писателем. И не Ромму — ему стоит ныне памятник у входа во ВГИК!..

Историй, связанных с ним, тьма. Только он мог так, например, жениться, что, несмотря на два последующих брака, не развелся с первой женой. Просто с ней, учительницей в Сростках, расписался и тут же, у дверей сельсовета, поссорился. Подруга жены подтвердит: «После регистрации Вася пришел домой… один. Рванул на себе рубаху и давай восклицать: „Вот это женитьба! Ну и женился!“ А потом собрался и уехал в Москву. Оказалось, он сразу предложил жене ехать вместе: „Будем снимать квартиру, проживем, прокормимся!“ Но та отказалась наотрез. И даже первой брачной ночи у них не было…» Но ведь и развода учительница не дала ему до самой его кончины. И чтобы жениться вторично, Шукшину пришлось срочно «потерять» паспорт…

Легендами в его жизни становилось все. Какая-то драка его с негром в институте (заступился за девушку), из-за которой его чуть не отчислили (не рассказываю ее, потому что существует несколько версий ее, как и бывает у легенд). Какой-то стих Евтушенко «Галстук-бабочка», посвященный ему. «Ты же вырос на станции Зима, а носишь галстук-бабочку, как последний пижон!» — сказал якобы Шукшин поэту, на что тот парировал: «А твои кирзовые — не пижонство?» И согласился снять «бабочку», только если Шукшин скинет сапоги. Так и написал в стихах: «Галстук-бабочка на мне, // Сапоги на Шукшине. // Крупно латана кирза. // Разъяренные глаза. // Первое знакомство, // Мы вот-вот стыкнемся. // Придавил меня Шукшин // Взглядом тяжким и чужим…» Какое-то, далее, опоздание на премьеру первой актерской работы его в фильме Хуциева «Два Федора», когда он за пьянку попал в милицию. И легенда ли, что сам Хуциев пришел в отделение уговаривать отпустить того на просмотр и добился этого, лишь пригласив на фильм все отделение милиции? А то, как Шукшин запустил топором в оператора — именно так! — когда тот прервал съемку «Калины красной»? Просто в тот эпизод, где Егор Прокудин, после заключения и встречи с матерью, рыдает, вдруг влезла, не по сценарию, деревенская псина и стала лизать его лицо, жалея. Такой момент! Искали потом ту собаку, чтобы снять наново, да разве найдешь… И уж не знаю, правда ли, что сам Шолохов, когда принимал съемочную группу фильма «Они сражались за Родину», сказал ему при всех: «Буду у тебя в Москве, даже чашки чая не выпью». Дело в том, что Шукшин категорически отказался даже пригубить бокал шампанского, поскольку не пил уже восемь лет. Зарок, кстати, дал, когда, гуляя с маленькой дочкой, встретил вдруг собутыльника и, оставив девочку на улице, зашел в забегаловку выпить. Бегал потом, вмиг протрезвев, по окрестным дворам в поисках ребенка… И уже не пил до смерти даже по праздникам.

Он, необычный, сам сделал себя необычным актером, режиссером и, главное, писателем. Я был в этой тесной квартирке на улице Бочкова, Лидия Шукшина привела еще в 1985-м. Сказала, что у них останавливался и подолгу жил прозаик Василий Иванович Белов. И тоже видел: стол у окна, копеечные школьные тетрадки, в которых Шукшин писал от руки все свои тексты, банки растворимого кофе про запас — словом, ничего особенного. И, тем не менее, особенным было здесь все! Все — шукшинское. А как он писал за этим столом, я легко представил по рассказу его друга, актера Буркова.

— Погоди, не отвлекай меня, — попросил его Шукшин, когда тот зашел как-то в гости. — Сейчас закончу, тогда поговорим…

Бурков от нечего делать подошел к окну, стал смотреть на улицу и увидел, как по оконному стеклу ползет оса. Скатав какой-то журнал, стал охотиться за ней. Ударил раз — мимо, еще раз — мимо, а в третий так ударил, что со звоном разлетелось уже стекло… «Ну что? — не отрываясь от рукописи, спросил Шукшин. — Убил?..»