Вячеслав Недошивин - Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

Портрет Николая Бердяева

Н. Попов

Оставим «дьяволов под кроватью» на совести мемуариста, но среди гостей и тех, кто останавливался у Бердяева, и впрямь случались мистики. Так, в доме Бердяевых появится и проживет три дня довольно мрачный и таинственный человек. Бердяев позже, в «Самопознании», назовет его имя — «доктор Любек».

«Вот, вы все радуетесь, — говорил Любек Лидии Бердяевой… — Слепые! Наступает ужасная пора… Катаклизм, целый мир рушится…» Лидия Бердяева вспоминала о Любеке: «Он поражал своим исключительным вниманием к людям, добротой, чуткостью, необыкновенной проницательностью. О людях, которых он видел в первый раз в жизни, он говорил так, как будто он знал всю их прошлую жизнь. На одном из собраний, вечером… когда в большой столовой, ярко освещенной старинной люстрой, царило оживление, веселый смех… д-р Любек сидел молча, грустно склонив голову… „Мне очень не хочется… нарушать веселое настроение ваших друзей, но то, что я вижу, очень страшно… Скоро, очень скоро над Европой пронесется ураган войны. Россия будет побеждена. После поражения Россия переживет одну из самых грандиозных мировых революций“. Тут, — продолжает Бердяева, — он обратился к Н. А. (Бердяеву. — В. Н. ): „Вы будете избраны профессором Московского университета“. — „Этого не может быть, — ответил, смеясь, Н. А. — У меня нет докторской степени…“ — „Вы скоро увидите… прав ли я…“»

Возможно, на этом вечере Лидия вдруг спросила мистика: почему ей показалось, что, когда он вошел, она под его плащом увидела старинный меч?.. Он, пишет она, побледнел. «Как странно, что вы это увидели. Этот меч я когда-то держал в руках. Это было давно, в Средние века. Однажды я видел себя в зале старинного замка, около меня стояла прекрасная женщина. Защищая ее таким мечом, я убил человека… Воспоминание это преследует меня с детства, я не могу видеть и прикоснуться к холодному оружию».

Такая вот «история». В это можно не верить, можно «списать» это на «мистическое время» и настроения, царившие среди интеллигенции. Но это написано в мемуарах Бердяевой, которую еще до встречи с философом также арестовывали как члена РСДРП, и подвергали ссылке. Она, как и ее муж, могла сказать о себе: «Я всегда была ничьим человеком… человеком своей идеи, своего призвания, своего искания истины». В скором будущем она увлечется житием св. Терезы Авильской и в 1918 г. перейдет в католичество. Но оба будут беззаветно преданы философии. Именно в этом доме, например, как пишет свидетель, Н. А. Бердяев, возвращаясь с какой-то лекции, упав на пороге и сломав себе ногу, тем не менее, «когда его вносили в дом», продолжал спорить со своим спутником «на какую-то философскую тему…».

Через несколько лет, в последнем московском доме Бердяева ( Бол. Власьевский пер., 4), его, философа и уже профессора (как и предсказывал доктор Любек), арестует ОГПУ и допрашивать будет лично Ф. Э. Дзержинский. Но Н. А. Бердяев, как пишут, и ему прочтет часовую «лекцию» о своих убеждениях. Именно часовую, смеялись знакомые, по привычке вечного педагога…

Остается добавить, что здесь, в доме в Армянском, бывали на «вторниках» философа поэты и писатели Вяч. И. Иванов, А. Белый, Б. К. Зайцев, М. А. Осоргин (Ильин), В. Ф. Ходасевич, философы С. И. Булгаков, П. А. Флоренский, М. О. Гершензон, Л. И. Шестов (Шварцман), И. А. Ильин, Л. П. Карсавин, Н. О. Лосский, С. Л. Франк, Г. А. Рачинский, О. А. Шор, сестры А. К. и Е. К. Герцык и многие другие.

24. Армянский пер., 9/1(с.), — с 1924 г. — дом-коммуна ОГПУ. Ж. — в 1920–30-е гг. — прозаик, сценарист, журналист Юрий Маркович(Кириллович) Нагибин. В этом доме, в 1920 г., в коммунальной квартире писатель и родился.

Его мать — Ксения Алексеевна Каневская, чтобы скрыть дворянское происхождение сына (дворянином был ее первый муж, Кирилл Александрович Нагибин, расстрелянный в 1920 г. за участие в Курском мятеже), дала мальчику отчество своего второго мужа, адвоката Марка Яковлевича Левенталя. «Красавица невероятная», она не хотела ребенка («Я со всех шкафов прыгала, — говорила, — чтобы случился выкидыш. Но сын все равно родился»). Потом, в 1927 г., когда здесь арестовали и М. Я. Левенталя, она же, обожавшая Юру «до невозможности», связала свою жизнь с третьим мужем — писателем Яковом Семеновичем Рыкачёвым. Его тоже арестуют, но в 1937-м. Но именно он, как пишут ныне, и оказал влияние на писательскую будущность Юрия Нагибина.