Юрий Авдеев - В чеховском Мелихове

— Ты, Епифан, дурак. Небось тебе жарко стало после купанья от такого угощенья. Нетто можно бабе позволять такое. Какой же ты хозяин?

Опившийся Епифан уже ничего не соображал, но бормотанье старика задело его за живое.

— Я покажу вам, кто хозяин, — заревел он. — Я покажу! Иди, старик, за мной. Ты узнаешь, кто у меня хозяин! Всем жарко будет!!!

Подталкивая старичка впереди себя, Епи-фан направился к дому. Широко распахнув дверь, он заорал на притихших мать и жену:

— Хозяин я здесь иль не хозяин? Кто здесь хозяин? Старуха! Выноси сундук. А ты тащи на двор самовар и иконы...

— Что ты задумал? — испуганно залепетала жена, но, почувствовав на спине мужнин кулак, шарахнулась в сени. Графский повар снял шапку и, присев на лавку, удовлетворенно покачивал головой. Епифан принес охапку соломы, и, бросив посреди избы, стал поджигать трутом.

— Это ты не того... не к чему... — забормотал старик.

— Всем жарко будет! — угрожающе бубнил Епифан.

Солома вспыхнула, заполнив избу едким дымом. Старик еле успел выскочить на улицу. Бабы голосили, призывая на помощь. В ярко освещенных окнах металась тень обезумевшего Епифана.

Первым прибежал на крик новый староста Григорий-шорник. Он вытащил из горевшей избы за шиворот хозяина и побежал домой за топором. Зазвонил колокол в усадьбе Чехова, за ним на другом конце деревни тревожно загудел церковный колокол. Сбежался народ, но никто не знал путем, что делать. Только бабы метались с иконами в руках.

Из ворот чеховской усадьбы сам Антон Павлович с гостившим у него братом Александром и два работника тащили пожарную машину. Староста зачем-то отчаянно бил топором по окнам. Увидев пожарную машину, мужики суетливо схватились за ручки насоса, за пожарные шланги, но от их толкотни не было никакого толку.

Александр Чехов сердито выругался и, поставив работников у насоса, сам взялся за брандспойт. Тонкая струя воды взметнулась над толпой и, повернув к избе, пропала в огненном столбе. Рухнула крыша, и пламя, на мгновение придавленное к земле, опять поднялось к небу, рассыпав искры на сырую землю.

Григорий багром растаскивал бревна, Александр Павлович, поблескивая стеклами очков, поливал то стены, то шипевшие на земле бревна с таким видом, как будто всю жизнь только и занимался тем, что тушил пожары. Огонь шел на убыль. Разгоряченные огнем люди почувствовали, что ночь не такая уж жаркая на самом деле. Медленно расходились по домам.

На пепелище остались неподвижно сидевшие на сундуке две черные фигуры. Около них бродил старичок повар без шапки и бормотал:

— Это, скажем, не тово... ни к чему это...

Епифан куда-то пропал.

Епифана арестовали на другой день. Жена ушла к своим родным. Бабка Христа ради устроилась у соседей. У нее оставалась только одна надежда на Антона Павловича.

Чехов поехал в Серпухов к следователю, доказывал ему невменяемость Епифана и просил отпустить, хотя бы для того, чтобы облег-

«Пожар в деревне». Иллюстрация А. Пластова к рассказу Чехова «Мужики».

чить участь ни в чем не повинной, многострадальной матери. На следствие в качестве свидетеля вызывали из Петербурга Александра Чехова.

Через три месяца следователь согласился отпустить Епифана, если Антон Павлович возьмет его на поруки.

Епифан сразу же ушел на заработки, даже не поблагодарив поручителя. Не за чем и негде ему было оставаться в деревне.

Одинокая бабка убивалась и чахла с каждым днем. Чувствуя близкий конец, послала она горестное письмо к сыну в Сибирь. Федор не успел опомниться от последнего неудачного побега. С годами уходили силы, в душу вселялась безнадежность. Известие о домашнем несчастье взбудоражило его, но что он мог сделать? И, как для утопающего соломинка, осталась последняя маленькая надежда. Рассказы о помощи доктора Антона Павловича заставили его призадуматься. Если рассказать Антону Павловичу все, все по порядку, без утайки, может быть, похлопочет, и тогда Федор сможет вернуться законно и помочь матери. Помог же он Епифану, тот был на самом деле виноват.

Посоветовался Федор с грамотными людьми, и такие были в ссылке, но больше за политику. Рассказали политические, что Чехов человек известный, Говорили, что сам он на Сахалин ездил и многим ссыльным помог, про жизнь их каторжную большую книгу написал.

Но письмо к Антону Павловичу Федор решил написать у дьячка, он вольный, к нему доверия больше. Письмо получилось длинное, не похожее на те, что он получал из деревни: