Сергей Сивоконь - Веселые ваши друзья

Он обыкновенный мальчишка — и он же необыкновенный: по натуре он поэт.

Обыкновенный и необыкновенный сразу. Парадокс? Нет, связь тут прямая, не парадоксальная.

В своей знаменитой книге «От двух до пяти» — книге о детской психологии, о детской речи, детском творчестве — К. И. Чуковский доказал, что в возрасте от двух до пяти ребенок всегда поэт . И по своему мироощущению, и по стремлению выразить его, то есть по тяге к творчеству.

Он доказал это столь убедительно, что теперь уж никто не решается с этим спорить.

Но куда же потом «все девается»? Почему поэтические задатки, столь очевидные в раннем возрасте, очень редко удается сохранить на всю жизнь?

Нечуткость родителей, неудачное воспитание, несправедливость или равнодушие учителя, пренебрежение товарищей — все может сыграть свою губительную роль.

С Дениской же этого не случилось. Он и в восемь-девять лет продолжает оставаться поэтом. А удалось ему это, наверное, потому, что его почти все понимали, почти все любили и все ему верили.

Конечно, мало кому так везет. И может быть, поэтому на свете не так уж много людей, сохранивших в себе поэтическое отношение к миру. Но Дениске повезло, и прежде всего в том, что у него был замечательный папа. Человек, который и будучи взрослым сохранил в себе лучшие черты детства.

Дениске так хорошо с отцом, что он скачет от восторга. «Однажды мы с папой пошли в зоопарк, — вспоминает он, — и я скакал вокруг него на улице, и он спросил:

— Ты что скачешь?

А я сказал:

— Я скачу, что ты мой папа!

Он понял».

Именно папа утешает мальчика, когда тому наносит жестокую обиду мещанка Марья Петровна, которую папа в другом рассказе назовет «разговаривающей ветчиной» — такая она толстая, самоуверенная и беспардонная. Сперва эта дама обещала взять Дениску на дачу — и не взяла, хотя Дениска, не в силах поверить в обман, весь день ждал ее, отказываясь ради этого от самых заманчивых дел. В другой раз она обещала ему подарить буденновскую саблю — и обманула снова.

Мама тоже утешала его, но только словами; а папа — совсем по-иному. И папино утешение оказывается нужнее.

«— Да забудь ты, — сказала мама, — не стоит так переживать!

А папа посмотрел на нее и покачал головой и замолчал. И мы лежали вдвоем на диване и молчали, и мне было тепло рядом с ним…».

Образ папы прекрасен и своей неисчерпаемостью: чуть ли не в каждом рассказе открываем мы в этом человеке все новые и новые достоинства.

Ярче всего он раскрывается в рассказе «Человек с голубым лицом». Здесь папа совершает подвиг: рискуя собственным сыном, спасает от смерти маленькую девочку…

Но лучшая сцена рассказа не эта, она еще впереди.

Испуганный случившимся, Дениска начисто забывает о папе, который продолжает сидеть в отчаянно гудящей машине. «Кружок сигнала и костяной круг переплелись между собой и, как капкан, держали папину руку возле локтя. Рука была синяя, распухшая, и из нее лилась кровь».

В этот момент мальчик еще не понимает того, что совершил папа. Он осознает это позже, когда услышит разговор дорожных рабочих, оказавшихся свидетелями происшествия. Один из них огрел когда-то Дениску железным прутом: тот без спросу заводил его машину. Но добрый Дениска вмиг ему все простил, услыхав, как отзывается тот о его папе: «— Ты посмотри, Фирка, какой папаня у этого огольца! Ведь это не каждый рискнет… Не схотел, значит, чужую девочку жизни решить. Машину разбил! Хотя машина что, она железная, туды ей и дорога, починится. А вот ребенка давить не схотел, вот что дорого… Не схотел, нет. Сыном родным рискнул. Выходит, душа у человека геройская, огневая…»

Когда ребенок слышит такой отзыв о дорогом ему человеке из чужих уст — это намного увеличивает силу впечатления. У меня перед глазами стоит эпизод из повести американской писательницы Харпер Ли «Убить пересмешника…». Там адвокат Аттикус Финч ведет заведомо безнадежное дело — защищает на суде негра Тома Робинсона. Негр этот ни в чем не виноват, притом он добрый, славный парень; осудить его на смерть — все равно что убить пересмешника, одну из самых безобидных птиц… Но попробуй-ка докажи его невиновность, если дело происходит в южном штате, где негр виноват уже тем, что он негр.

Аттикус Финч сознает безнадежность своей миссии; понимает и то, что после суда белые жители городка могут «припомнить» ему, что он защищает черного… И все же он не жалеет ни сил, ни красноречия, стараясь сделать все от него зависящее, чтобы не дать свершиться несправедливости. Чуда не происходит: хотя ему удается со всей очевидностью доказать невиновность своего подзащитного, суд присяжных (суд белых!) признает Тома Робинсона виновным, то есть фактически выносит ему смертный приговор.