Умберто Эко - Как путешествовать с лососем

Все вышесказанное относится лишь к тому АПК, который не является искусствоведом по профессии. Но положение профессионального художественного критика, ставшего АПК, я не побоюсь назвать критическим. Ему придется говорить о картине, не высказывая при этом оценочных суждений. Самый простой и удобный выход — показать, что творчество художника пребывает в абсолютной гармонии с господствующим мировоззрением или, как теперь говорят, с авторитетным направлением в философии. Любое авторитетное направление в философии — это способ осмыслить и объяснить то, что существует. Картина художника Колбасини, несомненно, является частью того, что существует, и вдобавок, при всем своем уродстве, — изображением того, что существует (хотя абстрактная картина, скорее, изображает то, что могло бы существовать либо уже существует, но лишь в мире чистых форм). Если, например, авторитетное направление в философии утверждает, что все существующее есть не что иное, как энергия, то сказать, что картина Колбасини сама по себе есть энергия и изображает энергию, не будет неправдой, ну или в худшем случае банальностью, но эта банальность спасет критика и осчастливит художника, владельца галереи и покупателя картины.

Проблема в том, чтобы определить, какое направление в философии в данный момент является авторитетным, то есть о каком из них больше всего говорят по причине его популярности. Конечно, вы можете вместе с Беркли заявить, что существовать — значит быть воспринимаемым, и, если картины Колбасини воспринимаются, это прямо указывает на то, что они существуют; но, поскольку берклианство в данный момент никак нельзя назвать авторитетным направлением в философии, Колбасини и читатели каталога сочтут ваши рассуждения набором банальностей.

Таким образом, если бы о треугольниках Колбасини пришлось вести речь в конце пятидесятых годов, когда самыми авторитетными были философия Банфи и Пачи, а также Сартра и Мерло-Понти (а над ними, на недосягаемой высоте, — творение Гуссерля), было бы уместно высказаться так: «Эти треугольники не что иное, как изображение интенционального акта, который, создавая эйдетические единичности, превращает чистые геометрические формы в модальность бытия Lebenswelt» 2. Было бы допустимо также толкование картины с позиций гештальт-психологии: если бы кто-то написал, что треугольники Колбасини обладают прегнантностью гештальтов, против этого нечего было бы возразить, поскольку всякий треугольник, если он имеет распознаваемую форму треугольника, является прегнантным гештальтом. В шестидесятые годы Колбасини показался бы более актуальным, если бы критик усмотрел в его треугольниках черты некоей структуры, по схеме напоминающей элементарные структуры родства у Леви-Стросса. При желании можно было бы сыграть не только на авторитете структурализма, но также и на идеях Шестьдесят восьмого года, написав, что, согласно теории противоречия Мао Цзэдуна, которая является своего рода мостом, перекинутым от гегелевской триады и бинарному принципу Инь и Ян, треугольники Колбасини выявляют связь между первичным и вторичным противоречиями. Кстати, эту структуралистскую модель можно с успехом применить также и к бутылкам Моранди, выявив противоречие между глубокой бутылкой (deep bottle) и бутылкой широкой.

В семидесятые годы выбор у критика становится богаче. Голубой треугольник, просвечивающий сквозь красный, разумеется, символизирует желание, направленное на другого, с которым ты никогда не сможешь идентифицировать себя. Художник Колбасини рассказывает нам о различии, в том числе и о различии внутри тождества. Конечно, проблему различия внутри тождества можно обозначить и на примере монеты в сто лир (орел и решка), но в треугольниках Колбасини просматриваются и признаки имплозии — взрыва, направленного внутрь, а также сходство с картинами Поллока и с введением ректальных суппозиториев (намек на «черные дыры»). Кроме того, в треугольниках Колбасини выявляется также взаимоуничтожение потребительской стоимости и рыночной цены.

А поскольку в этих треугольниках чувствуется и несомненная общность с улыбкой Джоконды, которая, если взглянуть на нее под углом, может быть воспринята как вульва, но в любом случае идентифицируется как béance 3, их главный посыл — взаимоуничтожение через движение к катастрофе — прочитывается как имплозия фаллоса, угодившего в зубастую вульву. Фаллическая катастрофа. Короче говоря, золотое правило для АПК — описывать картину по принципу, применимому для описания не только картин, но и витрины гастрономического магазина. Если АПК напишет: «На картинах Колбасини восприятие форм никогда не бывает механически приравнено к информации, полученной от наших органов чувств. Нет такого восприятия, которое не включало бы в себя некую интерпретацию и некое усилие, говорит нам Колбасини; переход от ощущаемого к воспринимаемому — это своего рода деятельность, практика, «жизнь в мире» как конструирование образов, интенционально выхваченных из живой ткани «вещи в себе», читатель наверняка согласится с Колбасини, ибо логика его рассуждений совпадает с логикой мысли, которая позволяет человеку, разглядывающему витрину, отличить бекон от мортаделлы.