Сергей Боровиков - В русском жанре. Из жизни читателя

Первая: Билл и его друзья катались по музею на мотоцикле, что, кажется, и послужило основанием для увольнения нашего приятеля. Вторая — Билл, помимо проводимых им экскурсий по залам, предлагал желающим посетить богатейшую библиотеку музея затем, что там можно «хорошо подрочить. Вчера такой немецкий альбом нашёл, что до утра дрочил».

Билл умер примерно лет двадцати пяти от роду. Точнее сказать, его убили, ибо он умер от побоев. Или замёрз, или и то и другое. Будто бы он был у кого-то в гостях и его там побили и выкинули на улицу. А дело было поздней осенью.

Когда его хоронили, явисты устроили на кладбище долгий вой клаксонов, звук которых у «Яв» отличается, как известно, особой резкостью. На поминках, после одного-двух стаканов, кто-то пустил по рукам фотографию Билла, где он был с бородкою и от прихорашивающей ретуши ещё более некрасив, а на обороте его рукой было написано: «Явист».

Термин «алкогольный юмор» принадлежит психиатрам. Они не без основания утверждают, что алкоголикам присущ особый вид юмора, который не только сосредоточен вокруг предмета болезни, но и носит специфический жанровый и эстетический характер. В какой-то монографии в качестве примера подобного юмора приводился ответ алкоголика на вопрос, часто ли он пьёт: «Четыре раза в год, и каждый раз по три месяца». Обычно утверждение, что алкогольный юмор — плоский.

Связь между употреблением алкоголя и юмором очевидна и, вероятно, изначальна. Каждый знает, что абстиненты, как правило, сухи и как бы бесплодны в комическом плане. Любитель подцать, напротив, охотно подмечает в окружающем мире комическое, в нём всегда развито игровое начало. Думаю, все талантливые анекдоты и частушки были сочинены людьми выпивающими. Разумеется, я имею в виду людей здоровых, но не субъектов, поглощающих одеколон.

Юмористическое отношение к употреблению алкоголя носит общественный характер, что подтверждает хорошую, добрую роль оного употребления в жизни: люди заранее рады встретиться с предметом, который дарит им опьянение, хотя бы и словесно. Присутствие в мире спиртного облегчает жизнь людей, и потому они с готовностью ожидают озвучивания темы. Едва ли не половина шуточного в искусстве связана с алкогольной темой. Фигура пьяного в театре, кино, цирке, за довольно редкими исключениями (в основном они приходятся на период лигачёвско-горбачёвской антиалкогольной кампании, когда социскусство, выполняя соцзаказ, принялось выводить на экран и сцену именно потребителей одеколона в зверином облике), это комический персонаж, с которым связаны какие-то милые и безобидные нелепости. Пьяный в русском искусстве фигура по преимуществу водевильная, нередко резонёрствующая, реже трагическая. Почти весь спектр имеется у Островского: и пьяница-резонёр, как Любим Торцов, и пьяница-самодур, как Хлынов и многие другие, и пьяница-комик, как Шмага и прочие.

Достаточно актёру щёлкнуть себя по горлу, чтобы зал расцвёл довольными улыбками. И улыбки эти, прошу заметить, слетают не вовсе на тупые морды алкашей, равно как и актёр, и автор совсем не обязательно испитые халтурщики.

В русской литературе есть немало замечательно исполненных описаний похмельного пробуждения героя. Самыми, вероятно, знаменитыми стали страдания директора Театра Варьете Стёпы Лиходеева. По бесспорному качеству текста они этой славы заслуживают, хотя и у предшественников Булгакова бывали штучки не слабее.

«Потянувшись за папироской, Ракитников увидел, что рукав на правой руке у него засучен. Это его удивило. Поднял голову и ещё больше удивился: оказывается, лежал он совсем одетый на постели, жилет расстёгнут, новый пиджак изжёван, брюки на коленках в грязи, рукав засучен по локоть, но башмаки сняты — значит, оставалось всё-таки кое-какое соображение…

Схватившись за голову, он застонал. Череп трещал, как арбуз. Но пусть бы болела голова — физическая боль пустяки, а в такую погоду даже может и развлечь отчасти. Но трудно было вынести общую проплёванность всего существа, невыразимую пакость, тоску сердечную… Хуже всякого головотреска… Ох!

Закрыв лицо, он покачивался. Хорошее забудешь, а вот вчерашнее всплыло до мелочей. Со службы ушёл в четыре. Так… На Невском встретились приятели с портфелями, — вернее, показались приятелями, потому что единодушно все заговорили об обеде с водкой. А по существу — серые пошляки, не люди, а понедельники… Пошли обедать. Пили водку под холодную осетрину… Сволочная, пошлая рыба, с хреном, с мелкой рубленой дрянью… <���…> И это тот самый светловолосый мальчик, “мамина радость”… Отмахал тридцать лет жизни, затрачены силы, деньги на воспитание, образование… И лезет рыгающим чудовищем из трактира… Ох! <���…> Ох, раки! Насекомые, паукообразные, поедающие утопленников… И он ел это…