Сбегали в гроб ступеньками — без страха,
Как в погребок за кружкой мозельвейна. [127] Там же, стр. 146.
Эти два сравнения только одно из первых и одно из последних звеньев цепи почти одинаково неожиданных, удивляющих, восторгающих сравнений. Но вряд ли возможно видеть сравнение в стихах:
Я также беден, как природа,
И так же прост, как небеса [128] «Слух чуткий парус напрягает», там же, стр. 41.
или
И словно пневматическую почту
Иль студенец медузы черноморской,
Передают с квартиры на квартиру
Конвейером воздушным сквозняки,
Как майские студенты-шелапуты… [129] Полночь в Москве, там же, стр. 143.
«Седые пучины мировые» [130] «Ни о чем не нужно говорить», там же, стр. 39.
— привычный символ и «бледно-голубая эмаль» в применении к небу бесспорно представляет собой то, что сам поэт позднее называл «запечатанным образом». Однако уже и в ранний период Мандельштам предпочитает костенеющей символике однократную метафору вроде,
Я хочу поужинать, и звезды
Золотые в темном кошельке! [131] Золотой, там же, стр. 50.
Если, после упорных поисков, на страницах «Камня» или «Tristia» и можно найти примеры всех известных нам тропов, то все же не они, а нечто другое составляет подлинное украшение поэзии Мандельштама.
Синтез тропов — явление, характерное для поэзии XX века. На страницах Пастернака мы встречаемся и с гиперболизированными сравнениями, и с метафорами-метонимиями, и с другими тропами-гибридами. Но если образ в поэзии Пастернака почти всегда возможно объяснить синтезом двух тропов, то у Мандельштама наряду с подобными образами встречаются образы не поддающиеся истолкованию или могущие быть истолкованными как почти любой троп. Не следует видеть в этом какие-то аморфные образования, получившиеся в результате стихийного вдохновения. В поэзии Мандельштама нет случайностей, в ней все плод как вдохновения, бывшего постоянным состоянием души этого прирожденного поэта, так и упорного труда. И для каждого литературного приема можно найти теоретическое объяснение в его статьях о литературных проблемах. «Не требуйте от поэзии сугубой вещности, конкретности, материальности, — писал Мандельштам в статье «Слово и культура». — То, что сказано о вещности, звучит несколько иначе в применении к образности… Пиши безобразные стихи, если сможешь, если сумеешь… Стихотворение живо внутренним образом …который предваряет написанное стихотворение». И в той же статье Мандельштам употребляет термин «синтетический поэт современности». [132] О поэзии, стр. 9-11; Собрание сочинений, стр. 325–326.
В статье «О природе слова» он заявляет: «По существу нет никакой разницы между словом и образом… Словесное представление — сложный комплекс явлений, связь, «система»… Данность продуктов нашего сознания сближает их с предметами внешнего мира и позволяет рассматривать представление как нечто объективное. Чрезвычайно быстрое очеловечение науки, включая сюда и теорию познания, наталкивает нас на другой путь. Представлении можно рассматривать … как органы человека… В применении к слову такое понимание словесных представлений открывает широкие новые перспективы и позволяет мечтать о создании органической поэтики …, уничтожающей каноны во имя внутреннего сближения организма…» [133] О поэзии, стр. 41, 43; Собрание сочинений, стр. 346, 348.
Мандельштам никогда не теоретизировал без предварительных или последующих попыток применения своих теорий на практике поэтического творчества. В области создания «органической поэтики», «синтетического образа» он достиг больших успехов. Под этими новыми в поэтике, собственно говоря Мандельштамом впервые введенными терминами понимается особенно тесная взаимосвязь и особенно сильное взаимодействие между словами в тексте стихотворения:
За нас сиенские предстательствуют горы,
У сумасшедших скал колючие соборы
Повисли в воздухе, где шерсть и тишина. [134] «В хрустальном омуте какая крутизна», Собрание сочинений, стр. 97.
В трех строках, представляющих собой один развернутый образ, реальные существительные в сочетании с необычными для них глаголами и эпитетами становятся органической частью иносказания.
Прозрачны гривы табуна ночного,
В сухой реке пустой челнок плывет. [135] «Я слово позабыл, что я хотел сказать», там же, стр. 102.
Читать дальше