Ирина Сергеевна Молчанова - Искусство слов

Восприятие человека самого себя сосредоточено на телесном уровне, что вполне обоснованно. А на формирование образа собственного тела влияет множество факторов и событий, происходящих на протяжении всей жизни. Нередко возникает экзистенциональная драма, когда человек убежден в своей неидеальности до такой степени, что жизнь становится подобна пытке. Конфликт тела и души представляет собой довольно мощную базу для формирования идей, представлений, страхов, что допустимо использовать в искусстве. Происходит эдакая сублимация страданий. Существует предположение, что без страданий творить невозможно, как и получать представление о чем-то важном. С другой стороны, человек, не знававший тягот также способен создавать предметы искусства и проживать осознанную жизнь. Таким образом, важность страданий неоднозначна. А избежать их не всем по силам.

В основу романа положены переживания, вполне знакомые большинству женщин. Они проработаны в виде диалогов, чтобы читатель получил ответы на свои вопросы. И хоть роман является художественным, но в нем присутствует психологический компонент. Также рассматривается с психологической точки зрения искусство. Скульптура и телесность тесно взаимосвязаны.

И не обходится рассмотрение темы телесности без привязки к смерти. И в этом случае на арену событий выходит искусство. Оно играет особенную роль в жизни человека и в послесловии, которое должно оставаться.

Незнакомка появилась неожиданно и почти вовремя, но все равно опоздала на несколько лет. Сама она об этом не знала, впрочем, и не смогла бы понять оксюморон со временем в судьбе девочки-подростка, наблюдавшей из своего укрытия за зданием, в котором размещалась школа искусств.

Хрупкая девочка прильнула к давно не мытому оконному стеклу бельэтажа, скрывавшего от неосведомленных прохожих мир, отданный искусству. Дерзкому. Чувственному. Тому, что соприкасается с телом, отпечатываясь на чувственной коже, покрытой мурашками, проникая, может даже в кровь. В кровь той, что пульсировала в венах тела, истязаемого болью. Не физической. Хуже. Психологической. Но она не умела различать виды болевых ощущений. Она только училась этому. И учителя имелись, хотя они не подозревали о своей участи. Они ими стали бессознательно.

Кира любовалась тем, что считала едва ли не уродством. Считала ли сама, она не была уверена, но так её заверяли. Девочка, грациозного телосложения, ни в чем не была уверена, особенно в том, что относилось непосредственно к ней самой. Незнакомка заставила задуматься. Невысокая женщина с именем, остававшимся неизвестным, обладала изящной фигурой, длинными русыми волосами и уверенным взглядом.

Как же дорога ей стала эта женщина. Неизвестная, ни разу с ней не заговорившая, но сумевшая поддержать.

В тот момент, когда незнакомка появилась впервые в её судьбе, Кира ощутила потребность следить за телами.

Тащившееся позади прошлое давно выдохлось от усталости, но при этом не желало отпускать человека, которому принадлежало. Оно нет-нет, да напоминало о своем присутствии. А она не умела не чувствовать – выработался безусловный рефлекс воспринимать малейшие колебания окружающего мира. Помогала лишь тишина, без слов понимавшая нуждавшегося в ней человека. И этой особенной субстанции приходилось принимать благодарность от молодой женщины, частенько стоявшей возле окна.

Ей нравилось видеть незнакомцев, додумывать за них маршруты и судьбы. Они становились героями непродолжительных размышлений наблюдательницы. Вот только она не затрачивала на них много времени – оно всецело отдавалось статичности. А уж этой персоне удавалось оправдывать ожидания женщины. Статичность впитывалась в материалы, что воссоздавали её след, замыкая странный круг. Она покорилась женским пальцам, а те ощущая малейшие детали, ваяли тела. Холодные, лишенные жизни и невероятно красивые.

Кира устроилась на подоконнике, и, как когда-то в отрочестве, прикоснулась к стеклу лбом. Испытанное в четырнадцать лет стоило вспоминать – оно придавало сил.

Гул, создаваемый невесть чем внутри головы, гарантировал мерзкое начало дня. Она не жалела о вчерашнем, позволив себе лишнего – не в пятьдесят два года стенать о содеянном. В таком возрасте не ошибки делают, а поступки совершают. Пусть даже постыдные. Впрочем, стесняться ей было так много всего, что не имело смысла.