Владимир Гаков - Четыре путешествия на машине времени (Научная фантастика и ее предвидения)

Оно, это напоминание, живо и поныне. В советской литературе таких книг — единицы. Никогда в ней не смаковали кошмары, отсутствует, разумеется, и коммерческий "вал" подобной продукции.

Но одной верыв будущее без войн недостаточно, и пока идет борьба за него, сигнал тревоги звучит не переставая.

Антиутопии в ее классическом выражении (конечная стадия социального отчаяния, чувственное смакование различных вариантов конца света) в советской фантастике действительно нет. Но есть жанр "романа-предупреждения", естественный для социалистической литературы, воспитывающей в своих читателях чувство гражданской ответственности, умение мужественно смотреть в глаза проблемам и настойчиво искать пути их решения. Сказал же выдающийся мастер Леонид Леонов: "Литературу следовало бы нагрузить гораздо большей работой в смысле всесторонней(подчеркнуто мной. — В. Г.) разведки будущего… Нет ничего грознее, как не предусмотреть те роковые, вроде волчьих ям, овраги впереди, которые по забывчивости иных плановиков нередко на бумаге не помечаются"!

Цикл произведений Александра Казанцева о судьбе гипотетических фаэтонцев, роман Кира Булычева "Последняя война" (1972), наконец, многоплановое произведение братьев Стругацких, роман "Обитаемый остров" (1970), — вероятно, одно из самых ярких в советской литературе предупреждений против атомной войны… Во всех этих книгах земляне будущего сталкиваются с последствиями катастрофы в космосе, на других планетах, Не зря космос называют самым старым и самым надежным из полигонов фантастики; почему бы не испытать там и сверхоружие — может быть, это убедит "маловеров"?

Впрочем, действие не обязательно выносить в космос… Автор философско-фантастического романа "Легенда XX века" (1969) Перч Зейтунцян выбрал главным персонажем реальное лицо — Клода Изерли. Того самого командира экипажа бомбардировщика Б-29, что проследовал августовским утром 1945 года спецрейсом на Хиросиму… Под пером армянского прозаика, сына народа, которому также довелось испытать в своей горькой истории массовые уничтожения сотен тысяч и миллионов, фантастика превращается в страстный патетический призыв, выражение больной совести века. А Леонид Леонов написал свою фантастическую киноповесть "Бегство мистера Мак-Кинли" (1963), наоборот, подчеркнуто саркастично, в жанре памфлета. "Маленькому человеку XX века" Мак-Кинли, задумавшему было удрать в беспроблемное будущее, ядерная война только пригрезилась; зато в цикле коротких рассказов-предупреждений Ильи Варшавского о вымышленной стране Донамаге она произошла наяву. Взметнувшийся атомный гриб стал закономерным финалом общества апатичных обленившихся "винтиков", переложивших все свои заботы на машины или на очередного "сверхчеловека"… Как видим, примеры есть.

И все-таки советских писателей не покидает убеждение, что эти мрачные картины так и останутся в ряду тех прогнозов научной фантастики, что никогда не подтвердятся. И будущие поколения узнают о войне лишь на школьных уроках истории.

Но еще одна война пройдет и закончится. На этот раз действительно последняя в истории Земли. О ней написали братья Стругацкие в повести "Хищные вещи века" (1965). Об этом — и эпиграф данной главы.

Герой повести космонавт Иван Жилин, поняв, что "самое главное всегда остается на Земле", спустился со звездных высот, чтобы снова взять в руки оружие. И вместе с другими держать последний бой с остатками ополоумевшей военщины, с маньяками, одержимыми нероновским комплексом, с террористами, гангстерами, фашистами. Со всей той глупостью и серостью, что зовется мещанством и, если понимать этот термин широко, всегда представляла собой социальный "питательный бульон" для фашизма. Человечество недалекого будущего, изображенное в повести, еще не все стало коммунистическим, но оно уже избавилось от главной опасности — опасности всеобщего уничтожения в ядерной войне. Но всяческой дряни, оставшейся в наследство от старого мира, еще хватает… Окончательно очистить планету от этого мрачного наследия взялись Иван Жилин с товарищами — солдаты-добровольцы этой самой последней войны.

А в этой войне придется еще пострелять, ничего не попишешь. "Дело в том, что с сегодняшнего дня ты выходишь драться всерьез, насмерть, как все здесь дерутся, и драться тебе придется с дурачьем — со злобным дурачьем… с хитрым, невежественным, жадным дурачьем… с благоразумным дурачьем… И все они будут стремиться убить тебя, и твоих друзей, и твое дело…." И когда прозвучит последний выстрел в этой битве, само слово "война" отойдет в область преданий, как память о дурном тяжелом сне, который тянулся так мучительно долго.