Андрей Синявский - Прогулки с Пушкиным

Чистое искусство — не доктрина, придуманная Пушкиным для облегчения жизни, не сумма взглядов, не плод многолетних исканий, но рождающаяся в груди непреднамеренно и бесцельно, как любовь, как религиозное чувство, не поддающаяся контролю и принуждению — сила. Её он не вывел умом, но заметил в опыте, который и преподносится им как не зависящее ни от кого, даже от воли автора, свободное излияние. Чистое искусство вытекает из слова как признак его текучести. Дух веет, где хощет.

Попробуйте подставить сюда какую-то цель, ограничить или обусловить процесс… Но именно потому, что это искусство свободно и повинуется лишь «движению минутного, вольного чувства» (как Пушкин именовал вдохновенье), оно имеет привычку ускользать из любых, слишком цепких, объятий, будь то хотя бы пальцы почитателей прекрасного, и не укладывается в свои же собственные чистые определения. Пушкинские кивки и поклоны в пользу отечества, добра, милосердия и т. д. — не уступка и не измена своим свободным принципам, но их последовательное и живое применение. Его искусство настолько бесцельно, что лезет во все дырки, встречающиеся по пути, и не гнушается задаваться вопросами, к нему не относящимися, но почему-либо остановившими автора. Тот достаточно свободен, чтобы позволить себе писать о чём вздумается, не превращаясь в доктринера какой-либо одной, в том числе бесцельной, идеи.

Ландшафт меняется, дорога петляет. В широком смысле пушкинская дорога воплощает подвижность, неуловимость искусства, склонного к перемещениям и поэтому не придерживающегося твёрдых правил насчёт того, куда и зачем идти. Сегодня к вам, завтра к нам. Искусство гуляет. Как трогательно, что право гуляния Пушкин оговорил в специальном параграфе своей конституции, своего понимания свободы.

Искусство зависит от всего — от еды, от погоды, от времени и настроения. Но от всего на свете оно склонно освобождаться. Оно уходит из эстетизма в утилитаризм, чтобы быть чистым, и, не желая никому угождать, принимается кадить одному вельможе против другого, зовёт в сражения, строит из себя оппозицию, дерзит, наивничает и валяет дурака. Всякий раз это — иногда сами же авторы — принимают за окончательный курс, называют каким-нибудь термином, течением и говорят: искусство служит, ведёт, отражает и просвещает. Оно всё это делает — до первого столба, поворачивает и —

Некоторые считают, что с Пушкиным можно жить. Не знаю, не пробовал. Гулять с ним можно.

Рис.: David Levine .

(ж. «Синтаксис», Париж, 1995, № 36)

Вечная забота о «пользе дела» не даёт покоя русским писателям не оттого ли, что те причастны к самым глубинным запросам искусства? «Слово» для нас всё ещё, мнится, не перестало быть в идеале «делом», и от искусства мы всё ещё ждём какого-то «чуда», «переворота» и за отсутствием такового твердим о «пользе», о «воспитании»…

Абрам Терц (Андрей Донатович Синявский) (1925–1997) известный исследователь литературы и прозаик. Родился в Москве. Окончил филфак МГУ. Кандидат филологических наук. До 1965 года научный сотрудник Института мировой литературы. В 1965 году был арестован и приговорён к 7 годам лишения свободы. Судебный процесс над Синявским и Даниэлем — одна из трагических страниц в истории советской литературы и в истории нашего общества. В 1973 году эмигрировал во Францию. Был профессором русской литературы в Сорбонне, сотрудником журнала «Синтаксис» (Париж), почётным доктором Гарвардского университета (США). Автор книг «В тени Гоголя», «Мысли врасплох», «Голос из хора», «„Опавшие листья“ В. В. Розанова», «Основы советской цивилизации», романа «Спокойной ночи», знаменитой статьи «Что такое социалистический реализм», работы о русском фольклоре «Иван-дурак».