А что сегодня происходит на самом деле? Я уж не буду говорить о хлынувших в русский язык в последние тридцать лет английских словах, типа «менеджер» и прочие «девайсы», тупо используемых глупцами, стремящимися казаться умными. Повторюсь: ведь если дураку запретить употреблять иностранные слова, то как другие поймут, что он умный?
Вот читаю у романиста, то есть человека, пишущего для всех, у В. Пелевина: «…дискурс должен быть максимально простым, потому что люди вокруг всё глупее, а вот гламур должен становиться всё сложнее, потому что чем люди глупей, тем они делаются капризней и требовательней». Сразу видно — умный пишет! Простой дурак ведь эту же заезженную мысль выразил бы: «…речь должна быть предельно простой, потому, что люди вокруг все глупее и глупее, а вот внешний блеск речи должен становиться все ярче, потому что чем люди глупей, тем они делаются капризней и требовательней». А тут — «дискурс», «гламур»! Сразу видно — писал человека большого ума!
А вот журналист дает заметку о профессионально-техническом образовании в Белоруссии и, естественно, не может просто, по-мужицки и некультурно написать, что подготовленные в Белоруссии и продавцы вина, и торговые зазывалы требуются во всем СНГ. Нет, он пишет: «А что касается редких кадров кавистов и сомелье, то за белорусскими ребятами стоит очередь покупателей со всего постсоветского пространства. По мнению руководства страны, время диктует свои приоритеты, поэтому нужно подумать о подготовке шопперов, социо-билдеров и иных востребованных специалистов».
С современными «умными» понятно, но что, к примеру, нам, русским, дает, пусть и ставшим за несколько столетий абсолютно привычным слово уже мертвого латинского языка — «директор»?
Что при этом слове возникает у вас в подсознании? Пузатый тип, который ездит на работу на персональной машине, и в приемной которого сидит секретарша? И всё?
Да, разумеется, сегодня слово «директор» нам привычное, оно полностью обрусело, но ведь оно и сегодня не вызывает у русского человека ни малейших ассоциаций ни с каким иным явлением или обстоятельством. А подумайте — зачем это слово, если в русском всегда существовал и существует простой его аналог — «управляющий»?
Вы спросите, какая разница, как говорить, раз мы уже привыкли к слову «директор»? Есть разница! Вот вы придете к директору за решением вопроса того предприятия, которым он управляет, а директор вам заявит, что он не может решить этот вопрос, поскольку инструкция это запрещает. И какие у вас возникнут ассоциации? Никаких! Черт его знает, может «директор» — это тот, кто просто действует по инструкции? А какие у русского человека в этом случае возникнут ассоциации к «управляющему»? А к управляющему сразу же последует вопрос: а кто управляет предприятием — ты или инструкция? Касса кому выдает зарплату управляющего — тебе или инструкции?
Причем, у нас в нашем языке одни и те же иностранные слова используются и тогда, когда нужно назвать совершенно иное явление. Вот я выше употребил слово «ассоциации». А зачем нам это слово? Его единственное значение в латинском языке — вступить в товарищество, так ведь есть же слово «товарищество», на кой черт в русском языке еще и слово «ассоциация»? Но ведь выше я вёл речь не о товариществе, я ведь употребил это слово в значении, как следует из словаря, «связи идей, понятий, представлений, вызывающих друг друга». Так, что — мы не в состоянии сказать «связь мыслей» и не лезть за разъяснениями слова «ассоциации» в словарь, поскольку само русское слово «связь» показывает русскому человеку, что имеется в виду. Разве плохо звучит уже написанное мною выше предложение: «А какие у русского человека возникнут ассоциации при слове «управляющий»?», — если написать его: «А с чем свяжет русский человек слово «управляющий»?». Предложение стало даже короче, поскольку в нем только русские слова в русском предложении. Как сообщают специалисты, русский язык достаточно информативен, скажем, в романе Толстого «Война и мир» около 460 тысяч слов, а в его переводе на английский — на 100 тысяч больше.
Мало этого, использование иностранных слов позволяет извращать и сам смысл человеческой деятельности, превращая эту деятельность в убогую или даже паразитарную для общества.
Чтобы не отходить далеко от директора, давайте задумаемся над не менее привычным словом «инженер». Даже тогда, когда оно входило в русский язык из французского языка (а в тот из латыни), это слово все еще несло свой первоначальный латинский смысл — созидатель, творец. И первые инженеры в России строили церкви и крепости, прокладывали каналы, создавали машины и устройства, вводили новые технологии — творили и созидали. Поскольку все это творчество проходило в области техники, то и надо было бы назвать этих творцов словом русского языка, указывающим на творца в этой области — изобретателя. Но изобретатель это тот, кто уже изобрел, а тот, кого специально учили творить, кому деньги за это платят, вполне можно было назвать «изобретающим». И тогда невозможно было бы выбрасывать деньги общества псу под хвост и получать из институтов тех, кого мы сегодня имеем, — березовые дрова с дипломами и белыми ручками. И которые теперь уже и официально не творцы, а, как следует из словарей, всего лишь «специалисты в какой-л. области техники с высшим техническим образованием». А где в этом определении творчество и созидание — то, что нужно людям от «инженера» в первоначальном смысле этого слова? Оно исчезло напрочь! Осталось только образование — сдача экзаменов за взятки и по шпаргалкам. Но само по себе образование нужно тому, кто его имеет, и только, а обществу от любого человека требуется его умение работать. Так зачем нам подменять то, что нужно обществу тем, что нужно только дураку?
Читать дальше