Если бы волнения Генри были направлены на него самого, это одно дело. Но его беспричинная тревожность часто натыкалась на брата-близнеца. «Мама, ты вообще понимаешь, что у тебя есть четырнадцатилетний сын, который ничего не знает о сексе?» – сказал однажды Генри, когда Гас был поблизости и играл в Mario Kart на приставке. «У него усы! У него волосы на лобке! У меня еще такого нет, но именно он ничего не знает».
«У него темные волосы, Генри, поэтому, очевидно…»
Генри пришел в ярость. «Знает ли он, как делаются дети?» – закричал он. Гас услужливо погладил его живот. «Знает ли он, как дети туда попадают? Он вообще знает, что такое презерватив?»
Учитывая проблемы с мелкой моторикой, у Гаса было столько же шансов натянуть презерватив, сколько у меня стать прима-балериной Нью-Йоркского балета. Гас до сих пор не справляется с пуговицами; предоставьте его самому себе, и он застегнет рубашку наоборот, как Невероятный Халк.
Но эта проблема с презервативом – это же дело весьма отдаленного будущего, не так ли? Я отложила эти мысли в сторону, как и мысли насчет того, следует ли Гасу становиться отцом. Прямо сейчас было бы неплохо, если бы мой глубоко любящий сын получил хотя бы элементарное представление о птичках и цветочках.
«Мама, ты знаешь, какой Гас. Это не произойдет само по себе, и папа не будет об этом говорить. Ты должна сделать что-нибудь».
Генри был прав.
* * *
Ни одна мать не думает, что ей придется учить детей сексу. Я имею в виду, не по-настоящему, не так, как вы могли бы научить их, скажем, использовать кредитную карту (поразительно, как быстро они схватывают это ). Дети учатся, повторяя за вами, что и как делать, а потом их естественное любопытство довершает остальное. Они задают миллиард вопросов или вам, или своим идиотам друзьям и в конце концов соображают. Что касается мальчиков особенно, сначала становится понятной механика, а эмоциональный компонент приходит позже. (Иногда намного позже. Лет этак в пятьдесят.) Но что, если одна из отличительных черт РАС – отсутствие естественного любопытства? Или, скорее, любопытство ограничено весьма узким кругом интересов – расписанием поездов, прогнозом погоды, – а вопросы любви и размножения не входят в этот круг? Что тогда? Вы все это оставите (цитируя Ская Мастерсона) на волю случая и химии? Такое впечатление, что Гас даже не осознает изменений, происходящих с его телом. Однажды вечером, около двух лет назад, я сказала Гасу: «Милый, ты не можешь просто стоять под душем. Тебе нужно мыло, и скоро оно понадобится даже больше, чем сейчас».
«Зачем, мамочка?» – спросил он.
«Затем, что твое тело меняется», – ответила я.
«Меняется в чем?» – спросил он в некоторой панике.
«Оно не превратится ни во что другое, просто тело растет, вскоре у тебя появятся гормоны, и…»
«Что такое гормоны?»
«Это такие химические вещества в организме, они помогут расти твоим мышцам и волосам у тебя на теле, и, хм, еще некоторые другие вещи изменятся тоже».
Гас подумал немного и сказал: «Так гормоны волшебные?»
Многие годы я гнала от себя мысли о подростковом возрасте и сексе, не только потому, что Гас был особым ребенком, но и по причине его увлеченности, которая уже сейчас казалась такой странной, и все это вместе создавало забавное впечатление. Например, с самого младенчества Гас любил ноги. Я имею в виду, по-настоящему сильно любил их. У Гаса ноги даже различались по полу: женские ноги назывались «ножульки», а мужские «ножищи». Гас никогда не делал ничего с сексуальной подоплекой на публике, но ноги разговаривали с ним – буквально. Они мяукали, или, вернее, мяукал он за них. Моя соседка и адвокат Джен, изящная, изысканная латиноамериканка с карамельной кожей и идеальным педикюром, носит огромные тяжелые башмаки двенадцатого размера. Войдя ко мне домой, она машинально сбрасывала обувь, и Гас тут же начинал ласкать ее ноги. «Ты думаешь, мы поощряем его?» – волнуясь, спросила я у Джен. На что она ответила: «Кого это, черт возьми, заботит? Посмотри, как он счастлив».
Постепенно Гас научился ограничивать свое обожание и просто смотрел на ноги или говорил комплименты ногам незнакомой женщины. Но для этого потребовалось немало времени. Первые десять лет его жизни я до ужаса боялась сезона сандалий. Когда Гасу было лет восемь, мы с ним как-то стояли на платформе метро, и он вдруг опустился на колени перед великолепной филиппинкой в спортивных сандалиях от Manolo и с идеальными персиковыми ногтями и начал мяукать. Она холодно посмотрела вниз и произнесла: «Ты мог бы для начала угостить меня ужином».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу