Мария Папагианниду-Сен-Пьер - Прощай, СПИД! А был ли он на самом деле?

После этого я долго оставалась дома и никуда не выходила. Для меня было подвигом просто встать с кровати и дойти до кухни или ванной. Мама помогала мне принимать душ. Много дней она лежала рядом со мной и рассказывала мне истории, чтобы я не отчаивалась. И мало помалу я начала поправляться. Но мне пришлось изменить лечение СПИДа, потому что оно мешало лечению туберкулеза. Когда меня выписали из больницы, я должна была ежедневно принимать две, четыре и шесть таблеток – утром, днем и вечером – вместо ежедневных трех, шести и девяти таблеток основного лечения от СПИДа в течение трех месяцев. Я продолжала такой прием вплоть до сентября 2003-го, когда опять слегла. «Сколько таблеток в день вы принимаете?» – спросили меня. «Две, четыре и шесть», – ответила я. «Это неправильно, мы же велели через три месяца вернуться к схеме три, шесть и девять. Вы нарушаете процесс лечения, и мы не можем нести ответственность за результаты», – заявил мой врач, он был действительно рассержен. «Ее проблема в недостаточной дисциплинированности», – объяснял он маме, назначая ее руководителем правильного приема таблеток.

Изменив схему приема таблеток на три, шесть и девять, я опять поправилась до приемлемого состояния. Я рискнула выйти из дома, и была очень довольна, что могу относительно легко передвигаться. Поэтому я опять стала посещать институт красоты для ухода за лицом и телом, электротерапии и тому подобного. В начале 2004-го я даже решила брать уроки латинских танцев – чтобы немножко скрасить жизнь. Мое сердце колотилось, я готова была все отдать за один час школьной вечеринки. Я, бывало, возвращалась домой без задержек, чтобы наслаждаться моим персональным триумфом чуточку дольше. Я всех обманула. В школе танцев обо мне ничего не знали, я была просто еще одним новичком, неуклюжим, но решительным. В школе были ученики даже хуже меня.

Я опять стала появляться на работе в газете. Все меня поздравляли, как будто я восстала из мертвых, но мне не удалось долго продержаться на ногах. Теперь Никос Бакунакис уже говорил мне: «У меня для тебя есть интересная тема, как ты думаешь, сможешь сделать ее к понедельнику?» Это мне было нужно как глоток воздуха, я шла домой и изо всех сил старалась оправдать его ожидания.

Тем не менее, хотя я и не так уж сильно убивалась, ожидая смерти, теперь, когда появилась серьезная возможность, что я до конца жизни останусь в таком неполноценном состоянии – «почти здорова», дома я рыдала, не переставая.

Мне удалось найти себе уединенное местечко в квартире этажом выше над квартирой родителей, и там я могла выплакаться без помех. Глядя на незначительные несправедливости в новостях, я чувствовала, что меня это персонально затрагивает. А когда начали показывать пытки в Ираке, я была безутешна. Незаметно для окружающих мой мозг начала охватывать сумятица, и я стала постепенно терять память. Я во всем была неуверенна, и у меня часто бывали головокружения. Дома я еще могла скрыть это, без движения сидя на стуле до тех пор, пока не становилось лучше. Несколько раз я так делала и в школе танцев, но теперь я больше не могла туда ходить.

Горизонт иногда исчезал передо мной. Даже ходить по улицам теперь было опасно. Это было невероятно. Чтобы перейти улицу Панепистимиу [10] Улица Панепистимиу: главная улица в центре Афин. , мне пришлось просить одну женщину дать мне руку. Спуск по ступеням на площади Синтагма был похож на прогулку по краю обрыва. Я со страхом останавливалась перед любой лестницей всякий раз, когда нужно было спуститься или подняться. Лестницы колыхались передо мной, исчезая в глубокой пропасти. После менингита у меня было мозговое расстройство, как объяснил мой врач, теперь вирус достиг мозга. Мое состояние ухудшилось до такой степени, что все стали опасаться рака мозга.

«Вы не приходили ко мне, поэтому я не смог вас проинформировать», – жаловался доктор Кордосис маме. «Я не приходила, потому что знала, что вы хотите мне сказать, вы это и раньше говорили. Я не могу поверить, что у нее рак мозга, Я НЕ ХОЧУ верить в это». Затем в больнице в кабинете врача провели консультацию, на которой присутствовала и я. Мне предложили биопсию мозга, предполагая, что мы примем такое решение. Я даже не пыталась защищаться, но мама отреагировала бурно. Если заденут какой-нибудь важный нерв, что тогда? Ведь это была абсолютно новая процедура для нашей страны. Отсутствие опыта подобных процедур превращало это в весьма рискованное предприятие. Опять я была потрясена ее трогательными усилиями сохранить мне жизнь.