Людмила Шапошникова - Дороги джунглей

За деревней Мачара в редких зарослях джунглей среди сожженных тропическим солнцем кустов разбросаны камни. Это священное место деревни — кладбище. Здесь очень тихо, и даже птицы не такие голосистые, как повсюду. Я увидела там вертикальные камни, поставленные в память умерших. Камни, сложенные в круг, с одним вертикальным камнем на западе. Черно-серые глыбы, брошенные без всякого порядка. Это было типичное мегалитическое кладбище. Около некоторых мест, выложенных камнями по кругу, стояли горшки. В них гадаба приносят еду умершим. Я прошлась между этими своеобразными могилами и заметила, что на некоторых был пепел, а на большинстве нет. Дасу Чапари следовал за мной неотступно и рассказывал мне, кто, как и когда в деревне умер.

— Почему, — спросила я его, — вот здесь есть пепел, а там нет?

— Здесь покойника сожгли, а там похоронили, — ответил он.

— Значит, гадаба хоронят своих умерших?

— Да. Но некоторых сжигают.

— А кого?

— Вождя, старейшину или жрицу мы сжигаем, а остальных хороним.

— А зачем вы кладете на могилы камни? — поинтересовалась я.

— Сюда могут прийти звери и откопать труп. Поэтому мы кладем камни. Эти камни они не сдвинут с места.

— А если труп сжигают, весь пепел остается тут?

— Нет. Часть мы сбрасываем в реку под горой.

— А что бывает после смерти?

— После смерти душа возвращается и поселяется в человеке или животном опять, — не задумываясь, ответил Дасу Чапари. — Только нужно выполнить все церемонии, иначе душа не вернется обратно и будет скитаться без приюта.

Поминальную церемонию, или готтар, гадаба соблюдают очень строго. Она обычно происходит на второй или третий год после смерти человека. Духу умершего приносят в жертву буйволов и коров. В этом принимает участие вся деревня. В день готтара женщины плачут на могиле умершего, а потом устраивают поминальный пир. И на пиру не забывают о духах предков и время от времени их подкармливают.

Гадаба, люди с реки Годавери, оказались интересным и своеобразным племенем. Кое-что в их обычаях и традициях напоминало другие племена, но немало было оригинального и самобытного.

Наконец мне повезло. Я сразу это поняла, когда увидела, как от цветной извивающейся под звуки барабанов ленты танцующих внезапно отделилась невысокая худощавая фигурка женщины. Вокруг раздался почтительный шепот: «Гурумайни, гурумайни». Это произошло на исходе дня в деревне Симблигуда. На небольшой утрамбованной площадке, тесно окруженной стенами глинобитных хижин, собрались почти все жители деревни. То, что сейчас здесь происходило, ожидалось мною давно и с нетерпением. Отделившаяся фигурка начала как-то странно приплясывать. Ее движения были некоординированными, шли вразнобой и, конечно, совсем не соответствовали ритму барабана. Полусогнутые ноги жрицы, казалось, не слушались ее, а руки и плечи судорожно дергались. Она схватила ветку, валявшуюся тут же, и стала размахивать ею над головой. Постепенно ноги ее распрямились, и темп необычного танца начал ускоряться. Глаза жрицы как-то неподвижно застыли на маленьком темном лице и смотрели сквозь зрителей. Это были глаза слепого. Несколько громких отрывистых фраз вырвалось из ее рта, и вокруг все зашумели:

— Гуруме на голову села богиня. Она села на голову.

Одна из женщин подошла к гурумайни и распустила тугой узел ее волос. Видимо, богине было неудобно сидеть на голове жрицы, ей мешал узел. Волосы упали на плечи и спину гурумайни, и она закружилась в каком-то чудовищном танце. Теперь глаза ее были закрыты, а развевающиеся пряди волос неслись по ветру. В этой пляске-вращении было что-то древнее и дикое. Далекое прошлое по какому-то странному вдохновению внезапно воскресло в этой маленький сухой жрице. В ее танце были темная сила и власть, которые держали в оцепенении стоявших тут же ее соплеменников. Тысячелетний страх суеверий и колдовства плескался в их широко раскрытых глазах. А вихрь с развевающимися волосами все несся и несся по площадке. Но вот по лицу жрицы прошла судорога, и на нем появилось выражение боли и страдания, так не вяжущееся с темпом самого танца. Она протянула руку, будто искала что-то в темноте. Ей бросили в руку несколько горстей риса, и она, расшвыривая его в разные стороны, не останавливала ни на секунду свое вращение. Над площадкой поплыл голубоватый дымок благовоний. Его необычный пряный запах резко бил в ноздри. Окутанная дымом благовоний, с растрепавшимися длинными волосами, бешено вращаясь, жрица подняла руки кверху, и ее голос, странно похожий на эхо, затрепетал над площадью: