Сергей Рязанский - Можно ли забить гвоздь в космосе и другие вопросы о космонавтике

«Бореи» – экипаж корабля «Союз МС-05»: Паоло Несполи, Сергей Рязанский, Рэндольф Брезник (фотография Андрея Шелепина /ЦПК)

Нет специального ограничения. Но по внутренним правилам через полгода после возвращения ты должен пройти медкомиссию. Она проверит твое состояние и примет решение, годен ты к следующему полету или нет. К сожалению, полеты не прибавляют здоровья, поэтому результат неоднозначен. Если всё нормально и ты еще раз хочешь лететь, то тебя поставят в новый экипаж, который формируется за два года до старта. Вот и получается: полгода на восстановление, полгода на решение, два года подготовки в экипаже – в лучшем случае через три года ты полетишь.

За коллег не скажу, а мне, конечно, безумно хочется летать. Я скучаю по станции, она мне снится. Но не всё зависит от наших желаний. Есть ведь семья. Когда я женился, то с женой была достигнута договоренность: два полета не обсуждаются, и если представится шанс, они состоятся, но вот по третьему я должен буду хорошо подумать. Время подумать наступило. Кроме того, с возрастом всё громче звучит вопрос к самому себе: зачем? Какую новую задачу я ставлю перед собой в следующем полете? Какие есть серьезные основания лететь на станцию в третий раз? Я вижу, что семье тяжело, что пора вернуться домой, поэтому соизмеряю свои эгоистичные желания с требованиями близких мне людей.

Тоже, в общем-то, нет. Некоторые американцы летали по шесть и семь раз; у нас – Сергей Крикалёв и Юрий Маленченко летали по шесть раз. Опытный космонавт может летать до тех пор, пока здоровье и возраст позволяют. Если ты раньше бывал на станции, если тебя изучили, признали адекватным и предсказуемым, то шансы попасть в следующий экипаж резко возрастают. То есть мне, например, можно проситься вне очереди. Но ведь совесть тоже надо иметь: присутствие наших космонавтов на МКС сокращается год от года, молодые ребята ждут возможности отличиться, показать себя – надо дать им ее, уступить место.

Чем угодно, в рамках законности. Все двери открыты. И статус космонавта, тем более летавшего космонавта, пока еще способствует хорошему трудоустройству. Конечно, хотелось бы, чтобы космонавты растили себе новую смену, делились опытом, но особой нужды сегодня в подобной деятельности нет – квалифицированных специалистов по подготовке хватает. На мой взгляд, главная функция космонавта, ушедшего из профессии, состоит в том, чтобы до конца жизни оставаться достойным и уважаемым человеком. Ведь мы часто служим примером для других людей вне зависимости от того, хотим этого или нет.

Конечно. У меня, как я говорил, были отличные экипажи; внутри сразу завязались дружеские отношения. Мы постоянно общаемся, переписываемся, перезваниваемся.

У других, конечно, по-разному бывает. Случается, что люди вместе полетали и больше не общаются, потому что поняли, что у них мало сходства по интересам и по жизни. Мне в этом смысле повезло.

Ночная планета Земля в лунном свете и сиянии Авроры; фотография сделана Сергеем Рязанским с борта Международной космической станции

Еще нужно помнить, что для нас, космонавтов-профессионалов, полет – важнейшее и, возможно, одно из самых радостных событий в жизни. И оно сближает. Все переживания, стрессы, трудности, которые ты сумел преодолеть с коллегами, делают тебя частью маленького коллектива со своим «огромным таким секретом».

Конечно, есть мечта полететь и на Луну, и на Марс. Однако в ближайшее время это невозможно. Межпланетные полеты обойдутся дорого и потребуют привлечения к сотрудничеству многих стран.

Я взялся бы за любую работу, если такая программа появится, потому что быть причастным к ней – это уже само по себе здорово.