Мэри Роуч - Обратная сторона космонавтики

Средняя эксплуатационная скорость трансконтинентального лайнера составляет от 800 до 1000 км/ч. Тут уж с парашютом лучше не прыгать. Как сказал Дэн Фулгам, «слишком большой риск». Воздушный поток, движущийся со скоростью 400 км/ч, легко может сдуть кислородную маску с вашего лица, а со скоростью 600 км/ч — даже сорвать шлем, как это и случилось с Билом Уивером, вторым пилотом «SR-71». Щиток его шлема поднялся и встал, словно парус, отчего голову сильно задрало назад, и шея просто сломалась о горловое кольцо. Набегающий же напор воздуха со скоростью как минимум в 800 км/ч при попадании в трахею легко нарушит целостность вашей дыхательной системы. В работе Джона Пола Стэппа есть упоминание о неком пилоте, которого катапультировало из истребителя, двигавшегося со скоростью почти 1000 км/ч. Воздушный поток поднял его надгортанник и надул его желудок воздухом, словно резиновый мячик для плаванья. (Что в какой-то степени дало ему преимущество при приземлении на воду. «Почти три литра воздуха в желудке создали своеобразный спасательный жилет, который он был просто не в состоянии надуть самостоятельно», — писал Стэпп.)

При движении на сверхзвуковой скорости вашему организму придется испытать такую силу динамического давления, от которой буквально сотрясаются экспериментальные самолеты. Дэн Фулгам тоже слышал о пилоте, которому пришлось покинуть самолет при движении со скоростью в 1000 км/ч. «Катапультируемые кресла, помимо всего прочего, снабжены еще и металлическими крылышками с обеих сторон спинки, которые должны удерживать голову от болтания из стороны в сторону, — рассказал он мне. — Но при аутопсии медики обнаруживали, что мозг пилотов превращался просто в кашу в результате чудовищных ударов об эти самые пластинки». Поэтому летчики-истребители до последнего не покидают самолет, стараясь по возможности снизить его скорость, силу динамического давления и увеличить тем самым свои шансы на спасение. У компании Red Bull действительно есть причины для волнения за Баумгартнера: когда он приблизится к сверхзвуковой скорости или превысит ее, спортсмена может просто до смерти затрясти в костюме.

Мгновенным и страшным последствием погружения в разреженный воздух является недостаток кислорода. Уже на высоте 10 километров человек сохраняет «активное сознание» лишь 30–60 секунд. И в таком состоянии хочется как можно скорее добраться до аварийного выхода. Я даже могу вам рассказать, на что похожи последние мгновения активного сознания. Перед параболическим полетом, о котором я говорила в пятой главе, мы со студентами посетили семинар НАСА по аэрокосмической психологии, в котором упоминалась и гипоксия (кислородная недостаточность), а также проводилась демонстрация этого явления в высотной камере Центра космических исследований им. Джонсона. Выкачивая воздух их барокамеры, можно создать подобие атмосферы любой высоты вплоть до полного вакуума — этакую коробку с мини-космосом внутри. Сотрудники космического агентства используют эти камеры для проверки скафандров и прочего оборудования, которое предназначено для использования в открытом космосе.

Буквально через минуту после дыхания без кислородной маски на высоте семи с половиной километров — где у человека есть от двух до пяти минут, прежде чем он потеряет сознание, — нас попросили выполнить несколько задач на проверку мышления. Одна из задач гласила: «Отнимите 20 от года своего рождения». Я чувствовала себя прекрасно, но помню, как задумалась над этим вопросом, не знала, что ответить, и просто перешла к следующему. Одним из последних был вопрос о том, что пропагандирует НАСА. Ну, тут уж я точно знала, что сказать, хотя, как оказалось, в графе ответа у меня стояла просто буква «Н».

Но куда больше вам понадобится удача, чем простая способность сохранять активное сознание, ведь в случае аварии 400 других объятых паникой пассажиров прыгнут с парашютом вместе с вами, а значит, создадут серьезную опасность их спутывания. Так что, если есть такая возможность, нужно как можно дольше оставаться на борту самолета, пока тот не сбросит скорость до уровня, прыгая при котором, вы действительно имеете шансы выжить. При прыжке возможно ощущение боли, но ничего серьезного в этом нет. Когда человек находится на большой высоте, где атмосферное давление намного ниже привычного, находящийся внутри тела воздух расширяется и требует больше пространства. Если в зубе есть незапломбированная дырка, то воздух в ней может создавать довольно сильное болевое ощущение, надавливая на зубной нерв. Нечто подобно можно ощутить и в пазушной полости — особенно если она переполнена. Даже находящийся в спинномозговой жидкости газ расширяется из-за низкого давления. А если бы у меня в черепе оказалась дырка, то ребята, которые были вместе со мной в той высотной камере, увидели бы, как мой мозг просто выплывает у меня из головы. [84] А это, между прочим, научно доказанный факт. В 1941 году исследователи из учрежденной при фонде графства Мейо лаборатории аэромедицинских исследований уговорили женщину с постхирургической дырой в черепе посидеть в их барокамере, где создали атмосферу, соответствующую восьмикилометровой высоте. Наша терпеливейшая в мире пациентка сидела перед сантиметровой шкалой, в то время как ученые, словно мальчики, работающие в гольф-клубе, втыкали в черепное отверстие маленькие треугольные флажки, делая таким образом свои пометки. На восьмикилометровой высоте мозг испытуемой поднялся на целый сантиметр. Проще всего разрежение газов наблюдать на примере желудочно-кишечного тракта. Так, на высоте 7500 метров содержащийся в желудке воздух увеличивается в объеме втрое. «Давайте, палите», — говорил нам инструктор, будто одиннадцать студентов только и ждали его разрешения.