Мэри Роуч - Обратная сторона космонавтики

Мы сидели за столом в его палатке. Кругом никого не было. Установленный снаружи ветряк издавал гулкий, завывающий звук. Тут он мне молча протянул нашивку ТКС-177, вроде той, что носили на своих костюмах астронавты «Колумбии». Я поблагодарила его и села на стол. Похоже, это и был самый подходящий момент, чтобы начать разговор о расследовании катастрофы с шаттлом «Колумбия».

Из официального отчета о катастрофе я знала, что в момент, когда в отсеке упало давление, на астронавтах не было шлемов, и мне стало интересно, могли ли бы они выжить, если бы оказались в тот момент в скафандрах и с самораскрывающимися парашютами за спиной. Пожалуй, самой похожей на этот прецедент аварией было крушение самолета летчика-испытателя ВВС США Била Уивера. 25 января 1966 года его «Блэкберд SR-71» буквально развалился на части, когда число Маха при полете достигло 3,2, то есть более чем в три раза превысило скорость звука. В этот момент он находился на высоте почти 25 километров, где плотность воздуха составляет лишь 3 % плотности атмосферы на поверхности земли, и только герметизированный костюм защитил его от фрикционного нагрева и воздушных потоков, которые наверняка убили бы его, если бы полет проходил на более низкой высоте. При падении «Колумбии» число Маха составляло 17, но если учесть очень низкую плотность воздуха на высоте в 65 километров, то тамошний порыв ветра по силе можно сравнить со скоростью ветра в 650 км/ч над уровнем моря. А это и есть то, что Арт Томпсон называет управляемым риском. «Выжить при этом было возможно», — утверждал Кларк.

Но астронавтам «Колумбии» угрожало нечто большее, чем просто термические ожоги и порывы ветра. «Мы обнаружили очень странные повреждения, природу которых никак не могли объяснить», — рассказывал Кларк. Говоря «мы», он имел в виду военных врачей, людей, которые привыкли к виду вытекшего мозга или раздробленных конечностей.

«Мы знаем, как обычно разрывает людей, — продолжал Кларк. — Это происходит в местах суставов». То есть так же, как расчленение курицы или любого другого существа с костями. «Но здесь было что-то другое. Выглядело так, словно их разрубили на части, но не какими-то упавшими на них деталями корабля». Он говорил обо всем этом ровным и спокойным голосом, что напомнило мне агента Малдера из «Секретных материалов». «Эти повреждения не могли быть результатом взрыва, ведь для распространения огня нужен кислород».

Я смотрела на нашивку, которую мне дал Кларк. По ее периметру были вышиты имена семи астронавтов: Маккул, Рамон, Андерсон, Хазбэнд, Браун, Кларк, Чавла. «Кларк», — щелкнуло что-то у меня в голове. Когда я только приехала на остров Девон, то услышала, что супруг или супруга одного из астронавтов «Колумбии» тоже будет здесь. И только сейчас я поняла, что Лорел Кларк была женой Джона Кларка. Я не знала, надо ли мне что-то говорить, а если да, то что и как. Но пока я думала, момент ушел, и Кларк продолжил свой рассказ.

На 65-километровой высоте атмосфера слишком разрежена, чтобы там могла пройти взрывная волна, а вот возникновение ударной волны очень даже вероятно. Следственная группа, в основном путем исключений, пришла к выводу, что именно это и убило астронавтов. Кларк пояснил, что, если разрушение проходит на скорости, превышающей 5 Махов (то есть в пять раз выше скорости звука, что составляет около 5500 км/ч), в игру вступает пока слабоизученный феномен ударной волны под названием перекрестный удар. Он наступает, когда части разваливающегося при возвращении в атмосферу корабля начинают непредсказуемым образом двигаться со сверхзвуковой скоростью и создавать сеть ударных волн. Кларк сравнил их с волнами, возникающими в результате движения катера для водных лыж. В точках пересечения этих волн силы каждой из них удваиваются, приобретая дикую, сверхъестественную мощь.

«По сути, эти волны просто разорвали корабль на кусочки, — говорил Кларк, — но не целиком. Мы находили и абсолютно целые предметы». Он рассказал об исследователе, который осматривал обломки корабля в Техасе и нашел тонометр, прибор для измерения внутриглазного давления, и тот оказался исправным.

Ветер снаружи палатки усиливался, скрип ветряка становился просто невыносимым. Весь вечер был какой-то необычный. Мы сидели плечом к плечу, уставившись в ноутбук Кларка. Он говорил, а я слушала. И тут я неожиданно прервала его рассказ вопросом, далеко не единственным из тех, что мне все это время хотелось ему задать. Мне хотелось спросить, как он справлялся со всем этим, узнавая новые и новые детали смерти своей жены. Почему он вообще решил присоединиться к следственной группе? Но было бы нетактичным с моей стороны задавать подобные вопросы. Поэтому я решила для себя, что причины были теми же, что побудили его принять участие и в программе «Стратос»: ему просто хочется знать как можно больше о том, что может произойти с человеческим телом, когда транспортное средство, в котором оно движется, разваливается на части, находясь при этом на большой высоте; а полученные знания он хочет применить для создания технологий, которые помогут защитить эти самые человеческие тела, спасти жизни астронавтам и космическим туристам и сохранить их семьи.