Array Белькампо - Современная нидерландская новелла

Фоогт церемонно вводит Яхека в роскошный зал заседаний. Яхек едва осмеливается оглядеться по сторонам, он движется как во сне. Фоогт информирует Таке о ходе дела, и тот тоже жмет Яхеку руку. Да, он помнит, хотя вместо крабов все время говорит о сардинах.

Иньямбане, да, он просил подготовить ему исчерпывающую информацию; если там поставить дело как следует, результаты будут потрясающие. Он испытующе смотрит на Яхека, что-то одобрительно бормочет и опускается в глубокое кресло. Фоогт и Яхек тоже садятся. Пять минут идет вялая беседа, прерываемая паузами и бормотанием старикана, потом раздается телефонный звонок. Фоогт снимает трубку: его срочно вызывают, он извиняется и быстро уходит.

После отбытия Фоогта Таке поднимается.

— Послушай, Яхек, не выпить ли нам ради такого случая по стаканчику хереса? — говорит он тихо. — Но только никому не рассказывай: если они пронюхают — пиши пропало. Дело в том, что у меня есть ключ от бара, но никто этого не знает, все думают, я хожу сюда любоваться видом, Яхек говорит, что с удовольствием пропустит стаканчик. Вообще-то он не пьет, да и время сейчас совсем неподходящее для хереса, одиннадцать часов утра, но отказаться он не смеет. Таке осторожно приотворяет дверь, чтобы убедиться, что вокруг все спокойно. Потом вынимает связку ключей, подходит к бару, манит Яхека к себе, с видом заговорщика открывает бар, наливает два стакана хереса и один протягивает Яхеку.

— Вот, — говорит он, — пей сразу; увы, мы не можем спокойно посидеть и выпить, риск слишком велик.

Сам он выпивает полный стакан в три глотка. Яхек жмется, но потом все-таки следует его примеру, Таке быстро ставит стаканы на место, запирает дверцу бара и, ублаготворенно вздохнув, снова опускается в кресло. Яхек тоже садится, херес жжет его пустой желудок — сегодня утром он так нервничал, что не мог есть. Сейчас ему станет дурно, он сжимает губы, стискивает руки и пристально смотрит на торшер, прислушиваясь к странным ощущениям у себя внутри. Но через несколько минут жжение немного успокаивается, постепенно из желудка по всему телу распространяется приятный трепет. Окружающие предметы приобретают более резкие контуры, напряжение ослабевает, уступая место холодной ясности ума. Он так занят регистрацией перемен в своем организме, что почти не слушает болтовни Таке, ударившегося в воспоминания о прежних временах и пионерском духе, который тогда царил. Яхек тоже обращается к прошлому, ограничиваясь, правда, минувшей неделей, — с того мгновения, когда он во время бритья впервые обнаружил у себя новый рот, и до настоящей минуты, когда он на равных беседует с менеером Таке, о существовании которого неделю тому назад даже не подозревал. Его страхи и сомнения сменились необузданной дерзостью. А почему бы ему и в самом деле не стать тем человеком, который наведет порядок в иньямбанской шарашке? Ведь не дураки же все эти люди — Фоогт, Бастенакен, Таке? Раз они что-то в нем видят, значит, это не случайность, значит, есть в нем такие качества, о которых он и сам не подозревал, но которые не укрылись от их наметанного глаза. Ну что за жизнь была у него до сих пор — забитое прозябание, серая обыденность без всякого интереса и ответственности. Наконец-то он станет настоящим мужчиной, из тех, с кем нельзя не считаться. А что там Бастенакен толковал насчет женской прислуги? И эта сторона его жизни здорово изменится, уж он не оплошает с черными служанками, ему долго приходилось подавлять свои страсти, но теперь-то он даст им волю. Перед ним мелькают образы голых негритянок с блестящей кожей и твердыми острыми грудками, они задыхаются от восторга перед ним, великолепным мужчиной… Может, он будет еще и бить их — кнутом или просто так, это он решит на месте.

Когда Таке предлагает ему совершить второй марш-бросок к бару, он вскакивает и с жадностью вливает в себя полный до краев стакан.

— Я всегда ограничиваюсь двумя стаканами, — говорит Таке, — но ты можешь спокойно выпить третий, мне не жалко. Даже если ты выпьешь всю бутылку, не страшно, я куплю новую и поставлю в бар вместо этой.

— Тогда еще полстаканчика, — говорит Яхек и вдруг икает. Ему страшно неловко, но Таке только смеется. «Ну что за славный малый», — думает Яхек; он растроган до слез. И почему только он раньше боялся этих людей, в них ведь совсем нет той подозрительности и недоброжелательности, которая царит на третьем этаже. Эти люди сидят на самом верху, им некого опасаться, и он, Яхек, теперь один из них.