Из современной английской новеллы

— Перестань стараться щадить меня.

— Знаешь, я лучше положу трубку.

— Это я положу к черту трубку.

Я стоял у телефона, раздумывал, и меня мутило. Я заметил, что в пальцах у меня зажата какая-то бумажка, вгляделся и увидел, что на ней нацарапан номер телефона Найджела. Я снял трубку и набрал этот номер.

Прождав почти минуту, я наконец услышал женский голос:

— Да? Кого вам надо?

Кажется, я сказал:

— Я хочу знать, что тут происходит.

— А кто это говорит? Вы ошиблись номером, — быстро сказала женщина.

— Нет, не ошибся, — сухо возразил я. — Позовите-ка, будьте любезны, к телефону Найджела.

— Найджел ведет собрание. Вы нам мешаете. У нас еще очень много вопросов на повестке дня. Мне некогда заниматься с вами, сэр.

— Говорит министерство социального обеспечения, — сказал я и услышал, как женщина бурно задышала в трубку. И отключилась.

Я прошел через гостиную и начал разыскивать входную дверь. Я подумал, что все более или менее стало на свое место. Обидам Марго отдана заслуженная дань: она испытывает от этого известное удовлетворение, теперь нужно только, чтобы кто-нибудь спросил Найджела, что все это значит, и не оставлял его в покое, пока он не даст вразумительный ответ. После чего пусть уж в этом разбираются специалисты. Что касается меня, то время — лучший лекарь, время все исцелит. Я это понимал, и это-то и было самое печальное. Я не хотел исцелиться. Я хотел, чтобы безумная одержимость моей любви к Люси продолжала подстерегать меня даже во сне; чтобы она смеялась мне в лицо со дна полупустых бокалов; чтобы она накидывалась на меня внезапно из-за угла. Но придет время, и лицо Люси сотрется в моей памяти; придет время, и, повстречав ее на улице, я небрежно поклонюсь ей, и мы выпьем по чашечке кофе и поговорим о нашей последней встрече и о том, как много воды утекло с тех пор. А нынешний день — да ведь и его уже нет, ведь уже настало завтра — канет в прошлое, подобно всем остальным дням. Он не будет отмечен красным в календаре как день моих неистовых домогательств, как день, когда мою любовь украли у меня из-под носа. Я отворил входную дверь и поглядел в ночь. Было холодно и неуютно. И это пришлось мне по душе. Мне было очень плохо, но я был этому рад, потому что в этом все еще была жива моя любовь к Люси. Не раздумывая, я захлопнул дверь и оградил себя от темноты и моросящего дождя. Когда я шел обратно в гостиную, печаль забвения ужалила меня в сердце. Уже сейчас, думал я, время делает свое дело. Часы тикают, и время уносит от меня Люси, разрушает ее облик, убивает все, что было между нами. Время сыграет мне на руку, и с его помощью я вспомню сегодняшний день без горечи и без волнения. Вспомню его, как пятнышко на нечеткой поверхности пустоты, как какой-то смешной и нелепый день, — день, когда мы захмелели от пирожных с ромом.

Эта игра вступала в свои права, когда вечеринка — или что-нибудь в этом духе — подходила к концу и часть гостей разъезжалась. Те, кто задерживался дольше — обычно после часа ночи, — знали, что предстоит игра, и с этой целью, собственно, и задерживались. Нередко в этот именно момент, то есть далеко за полночь, возникали супружеские разногласия: остаться или уехать домой.

Игра, заключавшаяся в обмене мужьями и женами, и притом по воле случая, а не по собственному выбору, вошла в обиход в этом новом предместье где-то в середине пятидесятых годов. Тогдашние ее участники были теперь людьми не первой молодости, но игра продолжала жить. Особенной популярностью она пользовалась в предместье у тех, кто уже пережил ранние супружеские бури, народил детей, устроил их в школу и ощутил первые признаки угасания брачного пыла, разжечь который не удавалось больше даже с помощью джина с тоником.

— Мне это кажется чудовищно глупым, — заявила Полли Диллард своему мужу накануне вечеринки у Райдеров.

Ее муж — его звали Гэвин — заметил, что ведь уже не первый год им известно, чем в предместье занимаются субботними вечерами. Он напомнил ей, как они однажды засиделись у Микоков слишком долго и поняли это, когда остальные мужчины, тоже задержавшиеся там, побросали ключи от своих машин на ковер, а Сильвия Микок начала завязывать шарфами глаза женам этих мужчин.

— Я хотела сказать: глупо, что Сью и Малькольм ввязались в это дело, совершенно неожиданно, ни с того ни с сего.

— Мне кажется, они просто так — тянутся за другими.

Полли покачала головой. И спокойно возразила, что в прежние времена Сью и Малькольм Райдер не склонны были тянуться за другими в таких делах. И Сью, когда говорила с ней об этом, была очень смущена, прятала глаза и походила на дурочку школьницу.