Ана Бландиана - Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою

К утру комната выстыла, он озяб, но все-таки уснул, будто солнце разогнало ту сумеречную мрачность, которая поселилась в нем, мешая спать по ночам даже тогда, когда неотвязная мысль отступалась. Проспал он почти до полудня. После обеда занялся делами, расправился с ними скоро, отвечал коротко, решал быстро, похоже было, что он заранее все узнал, продумал и взвесил. Но все шло как-то помимо него, давно заведенным порядком.

К вечеру в замок стали съезжаться гости: назавтра чуть свет предстояла оленья охота. Весь двор наполнился людьми: егеря, ловчие, псари жадно ели и жадно пили, перед охотой набираясь сил, а после охоты, конечно, и есть, и пить будут не менее жадно. Гости разместились в обоих крылах замка, в коридорах тихо пировала прислуга, стараясь не потревожить покоя своих хозяев.

По углам огромного оружейного зала пылали жаровни, горело множество свечей, стол на западный манер был покрыт скатертью. Кресла с высокими спинками, увенчанными резными коронами, чинно стояли одно подле другого, ожидая именитых гостей, вельможных хозяев здешнего края. Среди раболепной суеты строгий порядок темных неподвижных кресел напоминал о благородном покое рыцарей, спящих вокруг стола в ожидании трубного гласа. Ожидая гостей, за их высокими спинками встали лакеи в парадных ливреях. Они стояли молча, устремив взгляд прямо перед собой, словно гордясь умением уподобляться каменным статуям. Торжественно прозвучал гонг, еще одно новшество, привезенное с запада, где хозяин провел многие и многие годы. Двери распахнулись.

Первым шел Михай Джулешт, государев наместник, в парадном платье. Массивная золотая цепь блестела у него на груди, напоминая о высоких обязанностях и доверии, которым его удостоили. Опершись на его руку, с ним рядом шла юная графиня Бетлен, жена самого влиятельного из вельможных гостей. Пепельные волосы облаком окружали ее бледное точеное лицо; серыми, будто невидящими, были ее глаза с тлеющим в глубине холодным огоньком, пепельно-серым было ее строгое платье, а сама она — образец изящества и совершенства.

Ее приезд был победой дипломата-наместника и соответствовал замыслам государя, так как они сообща уничтожили ее род, убили брата, изгнали мать. Князем руководили тогда далеко идущие честолюбивые замыслы, помощник выполнил тягостную, но необходимую обязанность. Лучше бы ей было окончить свои дни в монастыре и по возможности поскорее, род бы ее угас, но Бетлен-младший, богач и недавний аристократ, женился на ней, возжаждав для своих потомков еще большей знатности — единственного, чем гордились тщеславные провинциальные дворяне. Он готов был к недовольству государя, готов был к немилости и опале, лишь бы королевская кровь Яноша Запойи возвысила потомков его деда, свинопаса из пусты, лишь бы дружбы его потомков почтительно искали дерзкие честолюбцы, рвущиеся к власти и заискивающие перед царственным прошлым. Младший Бетлен, а был он далеко не молод, принял приглашение наместника в знак своей покорности государю, и вот теперь под руку с его блистательной юной супругой шествовал прежний апрельский дурачок, причастный к изгнанию ее матери и убийству брата. Черная лента в пепельных волосах откровенно напоминала об этом, но, возможно, всего лишь удачно оттеняла точеную красоту бесстрастного лица графини и свидетельствовала лишь об утонченности ее вкуса. Выражая почтение к ее царственным предкам (прошлое, увы, незыблемо!), хозяин, а глядя на него, и гости не садились до тех пор, пока она не заняла своего кресла, по правую руку от наместника.

Красное вино из того особого погреба, ключи от которого берег у себя дворецкий, подогревало веселье, и пиршество постепенно оживлялось. За столом громче всех хохотал граф, громче всех шутил, пусть незамысловато, но откровенно — да, приходится признать, что шутил граф грубо. Грубыми были шутки, грубыми яства и люди, грубым было и развлечение — убийство дичи, впрочем, как и вся жизнь, которая требовала от живущих силы и хватки. Утонченная ирония наместника таяла каплей горького яда в бушующем море тяжеловесных шуток этих жизнелюбивых вельмож, с виду послушных и государю, и его ставленнику, а на деле чувствующих себя здесь хозяевами и готовых в любую минуту взбунтоваться.

Вино лилось рекой, и сотрапезники затянули веселую песню времен мятежей (вспыхивающих то здесь, то там и по сей день):