Сергей Тухолка - Процессы о колдовстве в Западной Европе в XV–XVII веках

«Господин властитель! я признаю вас моим богом и обещаю служить вам до конца жизни. Теперь я отрекаюсь от всех других: от Иисуса Христа, от Марии и от всех святых на небе и от католической апостольской Римской церкви и от ее учения и от молитв за меня.

Я обещаю поклоняться вам по крайней мере три раза в день и делать столько зла, сколько смогу, и соблазнять всякого, кого можно, и от всего сердца я отрекаюсь от крещения и от заслуг Иисуса Христа и на случай, если бы я хотел раскаяться, я даю вам мое тело и душу, и мою жизнь, как бы я получил их от вас, так как я навсегда и без раскаяния уступаю их вам.

Подписано тако: Урбан Грандье своей кровью».

Но этого было мало. 19-го мая Жанна де-Бельсиель представила письмо самого Асмодея, в котором этот дьявол со многими грамматическими ошибками писал, что завтра 20 мая в 6 час. пополудни он и его товарищ Грезиль и Аман выйдут из тела Жанны, оставив в знак своего выхода три небольшие надреза под левой грудью на теле и на рубашке. Подписал Асмодей.

Лобардемон, будучи уверен в своем чуде, пригласил на него всех нотаблей и объявил о нем народу.

Около 6 час. Жанну привели в торжественной процессии в церковь Св. Креста, где собралась масса народу.

Хотя бывшие здесь доктора Дункан и Килье требовали, чтобы Жанне связали руки, но Лобардемон нашел это излишним и приказал немедленно приступить к заклинаниям.

Жанна стала тогда корчиться в конвульсиях, а затем легла на левый бок и через некоторое время стала стонать.

Ее осмотрели и нашли под левой грудью три небольшие ранки.

Лобардемон и его приверженцы стали тогда восхвалять чудо; один из присутствующий осмелился было сказать, что он видел в руке Жанны ножик, коим она сама себя ранила, но его заставили замолчать.

Лобардемон потребовал от врачей, чтобы в своем рапорте они признали наличность чуда. Двое из них Дункан и Килье позволили себе смеяться над этим чудом, но затем должны были бежать из Лудюна, так как Лобардемон поспешил отдать приказ об их аресте

23-го июня в ту же церковь св. Креста были приведены и Грандье, и бесноватые монахипи. Сначала Лобардемон предъявил Грандье 2 комочка из волос, крови и пепла, клочок бумаги, гусиное перо и пять соломинок и потребовал, чтобы Грандье объяснился по поводу этих предметов, ибо по словам бесов, это – талисманы для колдовства и знаки договора Грандье с дьяволом.

Обвиняемый отвечал, что он ничего не знает об этих предметах.

Тогда ему предложено было самому приступить к заклинанию монахинь. Грандье надел епитрахиль и приступил к экзорцизму. Но тут монахини превратились в настоящих фурий. Они стали поносить Грандье, бросали в него туфлями и кидались па него, дабы растерзать его, так что их еле удерживали. Они кричали, якобы от имени бесов, что Грандье их начальник, при чем Жанна де-Бельсиель превосходила всех яростью и цинизмом.

Грандье оставался спокойным и молил Бога доказать его невинность.

Обращаясь к настоятельнице, Грандье задал ей вопрос по-гречески, ибо по общепринятому мнению одержимые бесом могли говорить на всех языках.

Но Жанна от имени беса отвечала ему по-французски. «Ах, как ты хитер! Ты ведь знаешь, что первый пункт нашего договора это не отвечать по-гречески».

Так как смятение и ярость монахинь дошли до крайних пределов, и так как эти фурии действительно растерзали бы Грандье на части, то сцену эту пришлось прекратить и Грандье был снова отведен в тюрьму.

Но вскоре после этого случая некоторых монахинь и в том числе Жанну Бельсиель охватило раскаяние.

Они в церкви публично признали, что Грандье невинен, и что их обвинения – ложны, и Жанна в одной рубашке с веревкой на шее и со свечей в руках, в знак раскаяния, явилась к Лобардемону и со слезами признав, что она все выдумывала на Грандье, бросилась в сад и пыталась повеситься на дереве, но была спасена другими сестрами…

Лобардемон не растерялся. Он объявил, что это новая выходка дьявола, который теперь пытается ложью спасти своего верного слугу Грандье.

Итак, когда дьявол говорил против Грандье, то он не мог лгать, а когда за Грандье, то это была очевидная ложь. Тут не хватало логики, по Лобардемон о ней не заботился.

Монахин же подвергли надлежащему внушению и скоро они по-прежнему стали взводить на Грандье всякие бессмыслицы.

8-го шля Лобардемон наконец выбрал 12 подходящих людей, дабы под своим председательством судить Грандье. При этом он однако объяснил судьям, что если они вздумают давать голос за оправдание, то будут признаны сообщниками Грандье и из судей легко могут обратиться в обвиняемых.