Сергей Ильичев - Бесогоны

И вот они уже плачут вместе, проникаясь осмыслением простого чуда, ощущения себя свободным, которое совершалось у них на глазах.

Они так и стояли какое-то время, высвечиваемые первыми лучами солнца.

– Хорошо-то как, Господи! – произносит Илья, после того как монах распахнул свои объятия.

Когда, перепуганный от увиденного в часовне, Олег гнал свой катер к монастырю, он успел увидеть, как в сторону острова Безымянный несется моторная лодка с вооруженными людьми.

В кабинете архимандрита Арсения было несколько монахов, когда вошел его келейник и бросился к настоятелю за благословением.

– Ты что взмыленный такой, как будто за тобой черти гнались? – с улыбкой спросил своего келейника архимандрит.

– Вы, Владыка, всегда как в воду глядите… Ну и страху я там натерпелся…

– Все свободны, – сказал Арсений и, когда присутствующие вышли из кабинета, обратился к келейнику. – Рассказывай…

И Олег поведал настоятелю монастыря о том, как монах Виссарион совершал в его присутствии чин изгнания беса из Ильи. И что он даже видел, как тот бес выскочил из часовни, когда он уже отплывал…

– Ты не ошибаешься? – спросил настоятель и перекрестился.

– Как вас видел… рыжий такой. Мне уж, грешному, казалось, что он ко мне в катер сейчас вскочит…

– Креститься надо, когда кажется… Так, говоришь, Илья на Безымянном у Виссариона?

– Да! Виссарион сказал, что совершал чин отчитки Ильи согласно воле его родителя…

– Ну да…

– И еще… когда я уже на несколько километров отъехал, то видел, как в направлении острова едет катер с вооруженными людьми…

– Точно! А то ведь у страха глаза велики…

– Точно…

– Ступай… и приведи себя в порядок, а то волосы всклочены, чумазый… сам как черт…

А на Безымянный действительно пожаловали гости. Их было не так много, но они были вооружены.

– Василий, – обратился Виссарион к пастуху, – где там твоя берданка?

И уже через минуту пастух принес монаху старинное ружье.

– Оно хоть заряжено? – спросил Виссарион.

– Если бы… – ответил пастух.

– Ну ничего, Бог не выдаст – свинья не съест… Иди, ступай к старушкам в часовню.

Василий ушел, а вместо него на крыльцо вышел Илья.

Приехавшие уже стояли на расстоянии десятка метров от часовни.

– Нам сказали, что тебя переводят на другой остров… – начал один из них.

– Вот когда переведут, тогда и приезжайте.

– Самый смелый, как я погляжу? – спросил монаху второй бандит.

– Да нет, просто за церковь православную да и за державу обидно…

– И что, выстрелишь? Тебе же по сану непозволительно…

– Умные, смотрю, стали… Так я же не нападаю, а святыню защищаю, а это разные вещи. Одного, а может быть, и двоих из вас положить успею, а там как судьба повернет… Есть среди вас готовые сегодня к смерти?

Нападающие повернулись и пошли к лодке.

Уже из лодки один из них крикнул:

– Три дня… тебе даем, чтобы ты сам подготовился к смерти…

И, заведя мотор, отчалили от берега.

На следующий день пропал Илья, да и не просто пропал, а на монастырском катере.

Виссарион и Василий стояли на берегу, глядя на пустой причал.

Теперь путь Виссариону был отрезан напрочь. Он даже при желании не смог бы съездить в монастырь за помощью.

И тут батюшка Михаил сделал вынужденную паузу, вызванную звоном, оповещающим о конце учебного занятия.

– Завтра продолжим… – сказал он, улыбнулся и покинул аудиторию.

Вечером семинаристы Фома, Александр и Геннадий сидели на своей скамье, но монах не пришел. И вскоре друзья разошлись, им необходимо было выполнять свои послушания.

В ту ночь Фома долго не мог заснуть. Главная причина заключалась в том, что в ночи, после двенадцати, он слышал удивительное, божественное пение ангелов, как я сам его для себя определил. Это было такое пение, от которого слезы наворачивались на глаза, которое было способно увлекать за собой на любой подвиг, давало силы претерпевать страшные муки и даже совершать чудеса героизма во имя ближнего и родного отечества. Но, в отличие от известного ему пения птицы Феникс из увиденной в детстве киносказки «Садко», эти чарующие звуки не усыпляли душу, не уводили ее за собой в мир грез и иллюзий. Наоборот, слышанное им пение пробуждало душу, и она уносилась в небеса, а сам он наполнялся неведомой ранее силой сродни богатырской.

И ему хотелось узнать, откуда могло исходить звучание этого небесного пения. Он поднялся и вышел из спальни. Каково же было его удивление, когда он понял, что пение неслось из подвального помещения. Фома начал спускаться вниз. И, сделав несколько поворотов по подземным лабиринтам семинарских корпусов, он увидел подземный зал, высвеченный сотней свечей.