Григорий Киселёв - Иллюзия прогресса - опыт историософии

Это не ново. Так, весьма стойкая в русской мысли ещё со времён славянофилов критическая тенденция по отношению к Западной цивилизации в своём понятном отторжении искусственных, утопических способов переустройства мира неверно оценила западное правовое государство в его буржуазной форме XIX века. Русская интерпретация западной социальности как так называемого мещанства заслонила значение положенного в самую основу гражданского общества и правового государства принципа достоинства, свободы и ответственности человека. В первой половине XX столетия антилиберальные и антидемократические идеи распространились в русской эмиграции, в частности, у младороссов и солидаристов. В постсоветской России власть и церковь раздувают идеи об агрессивной западной культуре, якобы целенаправленно стремящейся разрушить самобытные незападные культуры. Утверждают, что ценности западного общества потребления вытесняют русские духовные ценности и что происходит это главным образом из-за стремления Запада погубить Россию. Выдвигается и находит мощную поддержку миф «русско-советской православной цивилизации», противостоящей Западу. Всё это в какой-то степени неудивительно в эпоху глобализации и вестернизации, но прискорбно для нравственно-интеллектуального состояния людей.

С социокультурными реалиями незападных цивилизаций, «инвариантами евразийской судьбы» связываются немалые надежды. Так, А. Панарин предполагал, что «если… постмодернизм – серьёзное решение современной цивилизации, пришедшей к необходимости аскезы – потребительского и технологического самоограничения во имя сохранения природы, культуры и морали, то нас ждёт реабилитация неевропейских культур, становящихся по-новому современными и престижными» [32] Панарин А. С. Процессы модернизации и менталитет. Российская ментальность (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 1994, № 1. С. 34, 36. . Критикуя Запад за «склонность передоверить историческую ответственность безликим механизмам технико-экономического прогресса, сняв её с человека как «слабого звена», А. Панарин полагал, что, «по-видимому, именно проигравшим технико-экономическое соревнование с Западом предстоит вернуть человеку статус главного звена, а духовным факторам – главного источника продуктивных исторических новаций», а также, что «инициатива глобальной духовной реформации переходит к Востоку, и в авангарде этого движения, по-видимому, будет стоять ныне поверженная Россия» [33] Панарин А. С., Новикова Л. И., Василенко И. А., Карцев Е. А., Сиземская И. Н. Философия истории. М., 1999. С. 45. .

В основе таких представлений лежат, как кажется, не столько научные, сколько идеологические мотивы. Не совсем ясно, что дало A. Панарину основания связывать осознание необходимости самоограничения именно с неевропейскими культурами. Скорее, следовало бы говорить о понятном неудовлетворении этого мира недопотреблением. О самоограничении же вынужден задумываться как раз Запад.

В полемике со сторонниками «евразийского инварианта» Л. Алаев справедливо заметил: «Да, всем народам невозможно сейчас достичь уровня потребления США. Да, главным образом из-за производственной активности Запада человечество подошло сейчас к порогу экологической катастрофы. Но значит ли это, что “духовно богатые” народы Востока или бывшего СССР ограничат рост своего потребления? …Решение задач ограничения мирового потребления придётся брать на себя странам Запада. Именно там будет разработана безотходная технология, будут открыты новые источники энергии, будет разработан новый образ жизни – достойный, но не такой затратный, как сейчас. И этому “гнилому Западу” придётся ещё потратить немало сил (в переносном и самом прямом смысле – принудить) и денег, чтобы заставить “духовно богатый Восток” перестать загрязнять воздух и воду и служить рассадником болезней» [34] Алаев Л. Б. Обсуждение. «Цивилизации и культуры. Россия и Восток: цивилизационные отношения». Научный альманах. Вып. 1. М., 1994; Вып. 2. М., 1995 // Восток. 1996, № 2. С. 156. .

Приходится слышать, что западный, «прометеевский», как его называют сторонники грядущей «восточнической» глобальной трансформации, человек покоряет, преобразовывает мир, а незападный – сливается с ним в едином бытийственном процессе. Вот характерное высказывание: «что касается Востока, то он отличается от Запада обращенностью рефлексии не к предметности опыта, а скорее к самому факту присутствия бытия, к “таковости” вещей, к чистой бытийственности сознания… Человек на Востоке в противоположность Западу не ограничивает себя, не ищет себе определений, но высвобождает себя, “даёт себе быть”» [35] Малявин В. А. Россия между Востоком и Западом: третий путь? // Иное. Т.3. Россия как идея. М., 1995. С. 294. . Из этой посылки, как правило, выводят в итоге и различное отношение к смерти, труду, власти, этические нормы.