Максим Пулькин - Самосожжения старообрядцев (середина XVII–XIX в.)

Участие детей, наиболее беспомощной части «насмертников», в самосожжениях заслуживает отдельного разговора. В подавляющем большинстве случаев дети оказывались в числе самосожигателей вместе с родителями, которые искренне полагали, что спасают своих чад от духовной погибели во имя вечной жизни. Последний случай такого рода отмечен, судя по опубликованным Д.И. Сапожниковым материалам прессы, в Шадринском уезде Пермской губернии в 1860 г. Одна из местных крестьянок «принесла в жертву на сожжение единственную и горячо любимую дочь свою Александру, малютку, которой только что пошел второй год от роду» [634]. В этом же году в Каргопольском уезде погибли в огне три старообрядческих семейства с малыми детьми [635]. Более ранние источники, связанные с расследованием причин и обстоятельств самосожжений, позволяют утверждать, что в некоторых случаях старообрядцы похищали или уводили из семейств детей, которые затем оказывались в числе погибших. Мне удалось обнаружить два свидетельства, подтверждающих это наблюдение. В мае 1675 г. «самоохотно» совершили самосожжение несколько крестьян деревни Коваксы Арзамасского уезда. В их числе оказались крестьянин А. Васильев с семьей и шестеро детей крестьянина М. Сергеева. Последний совершенно не ожидал, что его постигнет такая тяжкая утрата. В огне нашли смерть три сына и три дочери «лет по семнатцати и по десет и менши». Узнав о свершившемся, отец попытался покончить с собой: «ножом поколол он, Мамошка, себя сам с тоски, услышав про то, что дети ево пожглись» [636]. После самосожжения, произошедшего в 1726 г. в Озерецкой волости Шенкурского уезда, во время которого в специально построенной в «черном лесу» пустыни сгорело около восьмидесяти человек, следователи обнаружили на месте гибели старообрядцев «малых отрочат», «да и те обозженые и скорчены». Выяснилось, что, по крайней мере, не все из них дети сгоревших старообрядцев. В числе погибших во время самосожжения обнаружилась помощница старца-наставника «баба старая <���…> она по деревням воровала воровски чужих детей во оную пустынь» [637].

Состав участников самосожжения характеризуется сложностью, неизменной в сообществе самосожигателей на протяжении многих десятилетий оставалась лишь роль наставника. Вопреки распространенному представлению, источники позволяют утверждать, что чаще всего «учители самогубительныя смерти» умирали вместе со своими подопечными. На это указывают результаты архивных изысканий, осуществленных моими предшественниками. Так, И. Сырцов на основании документов Тобольской духовной консистории пришел к выводу о том, что старцы «большей частью сами горели со своими жертвами» [638]. С этим выводом стоит согласиться: пути к спасению для всех собиравшихся в «згорелом доме» были отрезаны. К моменту самосожжения предназначенную для «гари» постройку окружали войска, и при попытке спастись «старцев» ожидал арест, пытки и неминуемая казнь. Надеяться на пощаду они не могли и о снисхождении не просили. Ярким примером здесь стало следствие по делу о самосожжении каргопольских старообрядцев в конце XVII в. Один из местных старцев, наставников самосожигателей, был схвачен стрельцами во время «гари», вытащен из огня, арестован и отправлен в Холмогоры. Здесь его пытались склонить к раскаянию, но он оказал сильнейшее сопротивление. Когда его «с великою нужд ею» ввели в соборную церковь, старец «во время божественныя литургии безобразно лежал». В ответ на увещевания местного протопопа, который явился к нему «со всем облачении со святым крестом и со священной водою», «тот чернец, забыв в себе страх Божий и обругая церковь Божью, на крест плевал». Затем его поведение стало еще более агрессивным: «протопопа, урвався у людей, ногами пинал и врагом его называл». Вывод, изложенный в документе, оказался однозначным. После всех уговоров старец «в прежнем в том злом упрямстве стал и послушания церкви Божии и покорения никакова не отдает» [639]. Приговор Боярской Думы оказался вполне ожидаемым: «того старца Андроника за ево против святого и животворящего креста Христова и церкви ево святой противность, казнить, зжечь» [640]. Во время самосожжения 1683 г. в Новгородском уезде (дер. Остров) один из проповедников самосожжения сгорел вместе с крестьянами в овине, а другие (всего их было трое) отправились дальше проповедовать «самогубительную смерть», но были схвачены и казнены [641].

В подавляющем большинстве случаев, как говорилось выше, старообрядческие наставники горели вместе со своими подопечными, собранными ими в «згорелый дом» и психологически подготовленными к массовому самоубийству. Свидетельства о бегстве старообрядческих наставников встречаются крайне редко. На нежелание старообрядческих наставников погибать в огне указывали документы, рассылаемые по епархиям Синодом: «только у нерассудных временную и вечную жизнь лукавством своим отъемлют, как и по делам в ев. Синоде много явно, что не себе, но оных единых к тому злу приводят; а сами не сожигаются». Бесспорные свидетельства о таком поведении старообрядческих наставников весьма немногочисленны. Наиболее известным «беглецом» стал Емельян Иванов, один из руководителей самосожжения в Палеостровском монастыре, который, как утверждал современник событий новгородский митрополит Корнилий, «пограбя монастырскую казну, из того монастыря бежал». Но менее года спустя он вновь появился в том же месте: «собрався с такими ж ворами и расколники засел в Палеостровском же монастыре по-прежнему» [642]и на этот раз погиб в огне. Во время самосожжения в скиту близ реки Чумыш на Алтае в 1739 г. наставник Семен Шадрин «пытался уйти через подземный ход, но был схвачен, доставлен под караулом для следствия в Москву, откуда сумел совершить смелый побег» [643].