Мы предложили ряд областей, в которых историография может внести свой вклад в изучение воскресения Иисуса. Это расходящиеся концепции воскресения в иудаизме и христианстве; различные предания о явлениях воскресшего Иисуса; сложная взаимосвязь между рассказами о явлениях и о пустой гробнице. Может быть, мои предложения покажутся скромными тем интерпретаторам, кто верит, что историография способна на большее. Однако к такому оптимизму я отношусь сдержанно – по двум причинам. Во-первых, в наших источниках сохранились лишь фрагментарные воспоминания, и для полной исторической реконструкции событий воскресения нам попросту недостает данных. У нас есть лишь апостольские свидетельства – иначе говоря, свидетели ограничены кругом верующих. Эти свидетельства не только отражают точку зрения древних авторов, но и выражают экстраординарную сущность пасхальных событий. Все свидетели согласны друг с другом в том, что Иисус воскрес из мертвых, однако различаются в рассказах о том, кто видел его живым и какова была природа его воскресшего тела; точно так же мы не знаем, была ли пустая гробница общеизвестным фактом – или лишь предположением, выстроенным постфактум на основе уже имевшихся эсхатологических верований. Историк должен стремиться к тому, чтобы выстроить на основе источников целостную картину, даже если кажется, будто они друг с другом не согласуются. Это не означает, что утверждения источников необходимо принимать без критики – или что необходимо искусственно навязывать им гармонию. Но, впрочем, это равно так же не значит, будто их утверждения необходимо отбрасывать ради некоей априорной «объективности». Пусть говорят так, как хотят, и столько, сколько хотят: наша задача – оценить их слова с открытым разумом и без предубеждений.
Во-вторых, в упоминаниях о воскресении Иисуса более всего поражает изобилие образов и богословских рассуждений, причем все они объединены исповеданием, что Бог воскресил Иисуса из мертвых. Это утверждение – не только постоянная, но и, по-видимому, древнейшая черта разнообразных идей и представлений о воскресении. Кроме того, в древнейших пластах предания мы встречаем связь воскресения Иисуса с его сыновством Богу (Рим 1:4), вознесением одесную Бога (Деян 2:34–35; Евр 1:3), новым положением и господством (Флп 2:9–11), а также возвращением в конце времен (1 Кор 15:22–28). Те же исповеднические мотивы можно различить и в нескольких евангельских повествованиях. У Матфея обе группы, которым является Иисус, – женщины в Иерусалиме и одиннадцать учеников в Галилее, – тут же поклоняются ему (Мф 28:9, 17). Согласно Евангелию от Иоанна, Фома Близнец, узнав воскресшего Иисуса, немедленно исповедал его: «Господь мой и Бог мой!» ([ὁ κύριός µου καὶ ὁ θεός µου], Ин 20:28). Настаивать на том, что Иисус телесно встал из гробницы, как часто поступают современные защитники историчности воскресения Иисуса, – этого, по смыслу новозаветных писаний, недостаточно: так огромный и многозначный опыт воскресения низводится к нескольким вполне умопостигаемым деталям. Раннехристианские писания решительно утверждают, что невозможно говорить о воскресении Иисуса и при этом не говорить о Боге, воскресившем его из мертвых. Однако это утверждение не проверить историческими методами, поскольку конечная его цель – провозгласить воскресение Иисуса деянием Бога, выходящим за пределы человеческой истории. А это уже предмет не историографии, а богословия – совершенно другой дисциплины.
См. особенно вступление к сборнику трудов Первого симпозиума Принстон-Прага в кн.: Jesus Research: An International Perspective (ed. J. H. Charlesworth and P. Pokorný; Grand Rapids: Eerdmans, 2009), с. 2–4; Charlesworth, Historical Jesus: An Essential Guide (Nashville: Abingdon, 2008).
Не следует путать второе немецкое издание со вторым английским, которое было основано на первом немецком.
Знаменитое высказывание Тиррелла приводится в его рецензии на книгу «Сущность христианства» либерального протестанта Адольфа Гарнака: «Христос, которого видит Гарнак, проницая взором в прошлое, сквозь девятнадцать столетий католической тьмы – это лишь отражение лица либерального протестанта, заметное на дне глубокого колодца». В этой эмоциональной реплике проявились и напряженные отношения между католиками и протестантами, и пламенный дух самого Тиррелла. См.: Tyrrel, Christianity at the Cross-Roads (1909; repr., London: Allen & Unwin, 1963), с. 49–50.
Читать дальше