Коллектив авторов - Иисус. Все мировые исследования

Кроссану приходится выйти за пределы собственной статистики и настаивать на том, что составители как Q, так и Марка независимо друг от друга добавили это выражение к полученным материалам… Но неужели независимое друг от друга сочинение речений об «апокалиптическом Сыне Человеческом» более вероятно, чем предположение, что эти речения независимо друг от друга вошли как в Q, так и в Евангелие от Марка, поскольку присутствовали в традиции уже при ее рождении – то есть исходили от самого Иисуса? [2021]

Затем Эллисон переходит к критике неэсхатологического Иисуса у Стивена Паттерсона, однако эта критика не связана с отношениями Иисуса и Иоанна, поэтому для наших нынешних целей она не представляет интереса. Во второй половине главы Эллисон рассматривает ряд тем эсхатологии Иисуса, в том числе Страшный суд, воскресение мертвых, восстановление Израиля, великие несчастья, а также близость и неизбежность конца света [2022]. В своем заключительном рассуждении о «языке эсхатологии милленариев» Эллисон исследует то, как Иисус опирался на традиционные элементы своего иудейского наследия – в духе милленариев – и применял их к своему времени и своей ситуации. «Идеи эти вряд ли были новыми. Скорее, они представляли собой часть иудейского наследия Иисуса – архетипически влекущего эсхатологического сценария, часть “местной традиции”, полученной им в родном селении» [2023]. Но в то же время Иисус преображал эти предания:

Связывая эсхатологические ожидания с людьми, окружавшими его, и с событиями, происходившими вокруг, он давал традиционным мифам новое, творческое применение… В своих импровизациях по мотивам иудейской эсхатологии Иисус создал новую религиозную идентичность, основанную на новом и прежде неведомом истолковании мира в свете иудейской традиции [2024].

Хотя здесь Эллисон этого не указывает, но более раннее его рассуждение о преемственности между Иоанном и Иисусом в вопросах эсхатологии подтверждает, что, по его мнению, Иоанн был для Иисуса частью этой «местной традиции» и оказал решающее влияние на то, как Иисус ее вновь истолковал и применил.

2.2. Аскетизм: разрыв или преемственность?

Быть может, самое значительное сходство (как и различие) заметно в эсхатологиях Иоанна и Иисуса, о которых мы только что говорили. Но и другой аспект преемственности (или расхождения) упоминается очень часто, поскольку сразу бросается в глаза, – о нем прямо говорит сам Иисус: «Пришел Иоанн, не ест и не пьет, и вы говорите: в нем бес. Пришел Сын Человеческий, ест и пьет, и говорите: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарей и грешников!» (Q: 7:34–35). Итак, это тема аскетического образа жизни.

Чуть выше, говоря о Кроссане, я отмечал, что, отвечая на возражения и доказывая, что апокалиптические речения о Сыне Человеческом не восходят к Иисусу, он возвращается к пятому комплексу об Иоанне, «Посту и браку» (Мк 2:18–20; Ев. Фом 104). Этот комплекс, вместе с «Оправданной премудростью» (Q 7:31–35), приводит Кроссана к заключению, что хотя сами тексты, противопоставляющие Иисуса и Иоанна, не подлинны, но зато подлинна их тема: «Иоанн жил жизнью аскета и ожидал конца света, а Иисус… поступал совершенно иначе» [2025]. Однако, чтобы прояснить, в чем именно состояла эта «инаковость», Кроссан говорит об «открытых совместных трапезах» Иисуса, объясняя этим «обвинения в обжорстве, пьянстве и дурной компании» [2026]. Таким образом, по контрасту с «апокалиптическим аскетизмом» Иоанна, Иисус…

…не особенно тревожился о ритуальных правилах [иудаизма] – не спорил с ними, но и не соблюдал. Он их просто игнорировал – и тем самым, разумеется, нападал на них на самом глубинном уровне… Открытые трапезы на деле отрицают все иерархические различия между мужчиной и женщиной, богатым и бедным, иудеем и язычником, – причем на таком уровне, который оскорбляет ритуальные правила любого цивилизованного сообщества. В этом и состоял вызов Иисуса [2027].

В заключение он связывает эгалитаризм открытых трапез Иисуса с традицией, повсеместной в крестьянских общинах и описанной в работе Джеймса Скотта, где идет речь о таких общинах, практикующих уравнивание в правах и общинное самоуправление в ответ на эксплуатацию и угнетение [2028]. Так Кроссан естественно переходит к следующей теме: этической эсхатологии Иисуса – его Царству премудрости Божьей (о чем мы также говорили выше).

Посреди своего рассуждения об эсхатологии Иисуса и ее соотношении с эсхатологией Иоанна Эллисон замечает: