Джон Бартон - История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре [litres]

Но даже здесь немало признаков поздней доработки. В Книге пророка Захарии главы 9–14 столь отличаются от остального текста – и отражают ситуацию из столь позднейших эпох, – что их часто называют Второзахарией. В Книгу пророка Исаии, как мы уже видели, текст добавляли не только в эпоху Вавилонского пленения и почти сразу после нее (Ис 40–66), но, возможно, и еще позднее: в Ис 24–27, где говорится об апокалипсисе, мы можем встретить прорицания из эллинистического периода. Так что мы просто должны предположить, что книги пророков, живших до эпохи Вавилонского плена, редактировались не только в период пленения: примерно так же их дополняли и пересматривали в кругах писцов после освобождения из Вавилона – и даже вплоть до эпохи Второго Храма. Обновление книг пророков было для писцов важным делом. Можно предположить, что они служили при Иерусалимском Храме, где больше не было царского двора, или же работали в администрации провинции Йехуд.

В какой-то момент ко многим книгам пророков были добавлены указания на то время, когда свершались описываемые в них события. Их добавляли в форме заглавий – скажем, так:

Видение Исаии, сына Амосова, которое он видел о Иудее и Иерусалиме, во дни Озии, Иоафама, Ахаза, Езекии – царей Иудейских.

Слова Иеремии, сына Хелкиина, из священников в Анафофе, в земле Вениаминовой, к которому было слово Господне во дни Иосии, сына Амонова, царя Иудейского, в тринадцатый год царствования его, и также во дни Иоакима, сына Иосиина, царя Иудейского, до конца одиннадцатого года Седекии, сына Иосиина, царя Иудейского, до переселения Иерусалима в пятом месяце.

Тот вид анализа, который мы только что описали, иногда, как кажется, вредит религиозному пониманию и применению книг пророков – равно как критика источников Пятикнижия взволновала и лишила покоя многих читателей – как иудеев, так и христиан. Например, такое впечатление, что воссозданный образ Исаии делает его совсем непохожим на пророка любой веры: он не был учителем Торы, он не предвозвещал пришествие Мессии – он просто был политическим игроком, и его глубоко тревожили катастрофы, которые в дни его жизни произошли в Израиле и Иудее. Даже добавления в книгу, а их немало, не особо сосредоточены на Мессии (возможно, единственными исключениями станут Ис 9:2–7 и Ис 11:1–9), но необычайно озабочены событиями в современном пророку мире и влиянием этих событий на народы Израиля и Иудеи. То же самое справедливо не только для большинства книг пророков, но и для образов самих пророков, стоящих за этими книгами. Эти люди – часть истории иудаизма и христианства, но то, чему они учили, не близко ни той, ни другой вере в тех формах, в каких они известны нам.

Впрочем, анализ компонентов, лежащих в основе пророческих книг, не дает нам изучить их в полной мере, поскольку в какой-то момент их, должно быть, сшили воедино, и книги обрели тот облик, в котором мы читаем их в наши дни. Уже больше века минуло с тех пор, как книги «разобрали по кирпичикам», желая увидеть, из чего они состоят, и в последние десятилетия библеисты снова стали проявлять интерес к «окончательной форме», как ее обычно называют – иными словами, к той, в которой книги представлены в Библии. В печатной Библии (или, в данном случае, в Еврейской Библии, написанной от руки) нет ни Второисаии, ни Тритоисаии, ни Апокалипсиса Исаии, ни Прорицаний против народов – есть только Книга пророка Исаии. Так не заслуживает ли ее существующий облик такого изучения, какое подобает ему по праву?

Побуждение пересмотреть окончательную форму пророческих книг шло с двух сторон. Литературные исследования, проведенные в конце XX века, поставили под сомнение «археологическую модель» анализа библейских текстов – как ее называет Роберт Альтер. В этой модели различные текстовые слои определяются и тщательно рассматриваются, можно сказать, процеживаются сквозь сито. Сейчас вместо такой модели в большей степени проявляется тяга к эстетике – и к тому, как тексты предстают перед нами. Некто предназначил их к тому, чтобы мы читали их именно в такой форме; или, даже если никто и не имел такого намерения, книги в их нынешнем облике приглашают нас прочесть и воспринять их целостно. Об этом повороте к окончательной форме мы скажем больше в главе 17. Но с этой формой связана и богословская проблема, и ее источник – то, что порой называют «каноническим подходом» к Библии: это интерес к текстам как к части канона христианского или иудейского Священного Писания. Он придает всему богословский смысл, согласно которому библейские книги – это нечто большее, чем просто сумма частей, собравшихся воедино, если говорить в историческом плане, и создавших тексты, которыми мы теперь располагаем. С каждой из этих точек зрения, и литературной, и богословской, имеет смысл вновь подойти к текстам в их нынешнем облике и спросить, согласуются ли они с иудейской или христианской верой, даже если этого не делают их компоненты.