Джон Бартон - История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре [litres]

Евреи, желавшие прочесть английскую версию Еврейской Библии, много лет довольствовались Библией короля Якова или ее слегка исправленными версиями. Однако в XX веке, а если точнее, то в 1917 году, Еврейское издательское общество в США выпустило новый перевод с простым названием «Танах» – так иудеи по традиции называют свое Священное Писание (см. главу 1). Второе издание, пересмотренное и исправленное, появилось в 1985 году. Английский в нем сравнительно современный, а по содержанию он очень близок к еврейским и арамейским оригиналам и, в частности, в нем – в отличие от всех христианских традиций – текст Масоры не меняется даже там, где он явно искажен. Благодаря этому такая версия очень полезна в изучении Библии, когда под рукой нет ни еврейских, ни арамейских текстов: она в точности передает смысл Масоры – при условии, что ее читают наряду с комментариями, подобными тем, какие приведены в превосходной «Еврейской учебной Библии» [25].

Подражательные переводы

Третья категория переводов представлена несколькими версиями Еврейской Библии; их подготовили еврейские библеисты в XX–XXI веках. Эти версии стремятся подражать структуре, стилю и лексике оригинала, сознательно внося чужеродные образцы речи в целевой язык. Конечно, так английский (немецкий, французский, любой другой) язык становится нетрадиционным, но есть и достоинство: во-первых, признается иной характер переводимого текста, а во-вторых, можно не бояться того, что на перевод слишком сильно повлияет современная культура, и он, можно сказать, «одомашнится» (как перевод Джона Бертрама Филлипса, о котором мы говорили выше).

В какой-то мере эта традиция идет по стопам Тиндейла, который сохранил еврейские идиомы вроде «жестоковыйный» (в значении «упрямый»), как поступили до него Септуагинта и Вульгата. Такие идиомы столь хорошо вошли в английский и другие языки, что их чужеродное происхождение совсем не замечается. И равно так же на синтаксическом уровне склонность иврита начинать каждое предложение с союза «и» перешла в то, что мы сейчас называем «библейским стилем», и если фраза с этого союза не начинается (а так порой происходит и в «Иерусалимской Библии», и в «Новой Английской Библии»), то мы, в том случае, когда Библия нам хорошо знакома, вдруг чувствуем, будто что-то не так. Подражательный перевод улавливает культурную отдаленность между нами и Библией, хотя он и не в силах передать то, как звучала Библия для ее первых читателей, которым, скорее всего, этот стиль вовсе не казался странным. Перевод всегда подразумевает компромисс между тем, как передать текст таким образом, словно он был написан на целевом языке – и при этом все же указать на его чужеродное происхождение. В традиции «Новой Английской Библии» и «Иерусалимской Библии» проявляют признание первого из этих принципов, но могут легко забыть о втором. А теперь мы поговорим о переводах, в которых поступают наоборот.

Здесь стоит упомянуть четыре «подражательных» перевода. Все они выполнены еврейскими библеистами. Самый давний – это немецкая версия; ее автор – Мартин Бубер (1878–1965), а помогал ему Франц Розенцвейг (1886–1929). Их работа началась с 1926 года, когда они перевели Пятикнижие [26]. Цель они ставили такую: адаптировать немецкий язык так, чтобы он отражал грамматические и синтаксические черты изначального текста, написанного на иврите. Так классическая фраза «“Да будет свет”, и стал свет» превратилась в «“Licht werde”; und Licht ward» («“Свету – быть!”, и свет был»). Многие слова переводились в соответствии с их предполагаемой этимологической основой: так, жертва всесожжения, «ола», возводимая к глаголу со значением «восходить», превращалась в Darhöhung, «возвышение». Эффект может оказаться весьма странным, но в этом и суть. Бубер утверждал, что Еврейская Библия происходила не от письменного текста, а от устного общения – предположение это, надо сказать, весьма сомнительно – а потому ее текст требовалось передавать на резком, грубом немецком, а не на более пространном и «нормальном», какой мы встречаем, например, в Библии Лютера. Прочтение версии Бубера – это весьма необычный и обогащающий опыт, и его перевод действительно придает немецкому некий оттенок библейского иврита; хотя, конечно, при этом он создается впечатление, что библейский иврит был странным языком и даже для тех, кто на нем говорил, звучал ненормально – а это, конечно же, было не так. Но в переводе нельзя в один момент получить выгоду от всех возможных пониманий изначального текста.