Джон Бартон - История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре [litres]

Древние цитировали этот пассаж, желая доказать наличие трех личностей в одной сущности Божества. Я не выражаю несогласия с их мнением; но если бы мне пришлось противостоять еретикам, я бы скорее отдал предпочтение доказательствам более сильным; ибо еретики становятся более упрямыми и всем своим видом празднуют триумф, если выдвинуть против них неубедительные аргументы [17].

И, как и Лютер, Кальвин довольствовался тем, что видел Библию приблизительно верной и необязательно совершенной в каждой мелочи: авторы были настолько точны, насколько того требовала их цель. И это не означало, будто им приходилось передавать в абсолютной точности все великое множество деталей. «Хорошо известно, что евангелисты не особенно щепетильно относились к последовательности времен и даже не особо сохраняли подробности слов и деяний» [18]. Там, где Евангелия слегка расходятся, не стоит, по мнению Кальвина, поднимать много шума из ничего. Время от времени он даже «подправляет» текст: «Кальвин был не первым и не последним из тех, кто защищал точность Библии, редактируя ее текст» [19].

Убежденность в том, что Священное Писание способно толковать само себя и что церковный «Магистерий» (официально назначенное учение) не нужен христианину для его понимания, лежат в основе еще одного принципа Реформации: sola scriptura , «только Писание». Согласно этому принципу, христиане обязаны следовать лишь тому, что можно доказать на основе Библии, и тем самым исключается большая часть аппарата средневекового благочестия, поскольку, согласно Реформаторам, в Библии не находят никакого подтверждения ни индульгенции, ни паломничества, ни так называемые таинства или покаянные деяния. Все это – человеческие изобретения, и никто не смеет говорить, будто они необходимы христианину. Но Реформаторы разделились в вопросе, как относиться к тому, о чем в Библии не сказано ничего. Считать ли, что в таких вещах просто нет необходимости? Или они под запретом? Все лютеранское крыло Реформации выбрало первый вариант и стало утверждать, что в Церкви были обычаи, о которых ничего не говорилось в Писании, но при этом они оказывались благими и не таили вреда, конечно, при условии, что их не считали жизненно важными; у них даже появилось свое название: адиафора , «безразличные вещи». Другое крыло, кальвинисты, больше склонялись к другой мысли: если о чем-то не сказано в Библии (или чего-то нельзя доказать на ее основе), лучше не делать этого совсем. Вера в то, что любая сколь-либо значимая вещь должна упоминаться в Священном Писании, привела к итогу, который, наверное, был предсказуем: толкователи начали «вычитывать» из библейского текста все, что считали важным. Крайне показательным примером стал испанский библеист Бенито Ариас Монтано (1527–1598), весьма смущенный тем, что Библия совсем ничего не говорила о Новом Свете – и он приводил целые списки названий ветхозаветных мест, которые, по его словам, соответствовали местам в обеих Америках [20].

Возможно, это различие покажется не столь значительным, но в английской Реформации немалую важность обрели противоречия, связанные с «Книгой общих молитв». К концу XVI века точки зрения в Англии приняли окончательную форму, и возникло два особых лагеря. С одной стороны были предшественники пуритан, утверждавшие, что Церковь не должна устанавливать в своей литургии ничего, если об этом нет повелений в Библии. Они имели в виду такие обычаи, как преклонение колен для получения Святого Причастия: по всей видимости, для них подобные порядки значили не особо много, но у католиков они не прерывались никогда. С другой стороны выступали защитники того устроения Церкви Англии, которое в 1559 году установила королева Елизавета, и самым важным из этих защитников был Ричард Хукер, о котором мы говорили еще во Вступлении. Они отстаивали идею, согласно которой Церковь имела полное право предусмотреть все, о чем не упоминали постановления Священного Писания. В таких делах Церковь не должна была притязать на абсолютную власть или непогрешимость, но она свободно могла проявлять свое здравомыслие, приходя к разумным заключениям.

Именно такие аргументы Хукер приводил, защищая непрерывность иерархии, состоящей из епископов, священников и дьяконов, что придавало Церкви Англии старомодный, католический облик в сравнении с протестантскими церквями Женевы или Цюриха. Он не предполагал, будто Библия заповедала существование этих степеней священства – и ему пришлось бы нелегко, пожелай он так поступить, – но он рассуждал так: в тех вопросах, в которых Священное Писание хранит молчание, Церковь вольна обращаться к своему благоразумию и искать должное решение. Трехчастное разделение духовной иерархии, говорил Хукер, прекрасно проявило себя в прошлом, и от него не следует отказываться. Лютеранские Церкви в Скандинавии, принявшие Реформацию всецело, следовали той же логике и сохранили епископов; так же поступили и некоторые лютеранские Церкви в немецкоязычных землях; а вот кальвинисты, все до единого, приняли пресвитерианский строй, уверяя, что того требовали новозаветные свидетельства – по такому пути пошла, например, Шотландия. Парадоксально, но мы можем сказать, что важную роль в разделении протестантских рядов сыграл вопрос о том, сколь значимую роль играли в Церкви уже существующие порядки. Католики утверждали, что епископы всегда были и остаются неотъемлемой частью устроения Церкви; кальвинисты говорили, что епископы появились уже после того, как возникла Библия, и значит, их стоит отвергнуть; что же касается и лютеран, и многих приверженцев Церкви Англии, то им казалось, что в епископах особой необходимости нет, но и отказываться от них лишь на одном этом основании тоже не стоит. Епископы оказались совершенно приемлемым атрибутом, по поводу которого в Библии, так или иначе, не говорилось ничего. Таким образом, «безразличные» вещи оказались весьма немаловажными, но принципиальных моментов не затрагивали, да и в библейском откровении им никакого решения не находилось.