Джон Бартон - История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре [litres]

В иудейских текстах тоже крайне редко обращаются к второканоническим книгам. Иосиф Флавий многое берет из Маккавейских Книг, рассказывая историю иудеев, но неясно, какой авторитет он приписывал этим произведениям: возможно, он просто видел в них полезные источники, и их сложно внести в перечень из двадцати двух книг, приведенный им в книге «Против Апиона». Но другие второканонические книги Иосиф Флавий почти не использует. Так же поступает и Филон, иудейский философ I века и автор комментариев к Торе.

И тем не менее, это несомненно иудейские книги. В прежние времена библеисты полагали, что более пространная Греческая Библия представляла собой канон александрийских иудеев, а Еврейская Библия – канон иудеев палестинских, но эта теория уже широко отвергнута. И дело не в том, будто в Александрии не знали иврита, а в Палестине – греческого; более того, столь точное разделение не отразит того, сколь разнообразным был иудаизм во всем Средиземноморье и в Месопотамии в последние столетия до нашей эры и в I веке эры нашей. А еще ничего не свидетельствует о том, что иудейская община в Египте обращалась к второканоническим книгам в большей мере, нежели их современники в Палестине. Нам нужно объяснение получше.

Возможно, сам вопрос: «Каким был библейский канон и иудеев и христиан в I веке нашей эры?» поставлен неправильно. Никакой идеи «библейского канона» в те времена еще не существовало. Несомненно, был определенный корпус книг, некая «сердцевина», которой отводили главную роль обе группы, и в их число входила большая часть книг, ныне относимых нами к Ветхому Завету – а может быть, и все такие книги, хотя некоторые и них, конечно же, отличались от других в аспектах порядка и важности. Никто не уделял Книге пророка Авдия такого же внимания, как Псалтири; прочем, и здесь случались сюрпризы: Кумранская община, как мы видели сами, обрела в довольно-таки краткой и туманной Книге пророка Аввакума главный источник вдохновения и сведений о жизни их секты. Были и другие книги – их либо считали неважными, либо решительно отвергали: в раввинистической литературе, той же Мишне, они названы «посторонними книгами»; у христиан же они были известны как антилегомены , «оспариваемые книги». Но между этими полюсами был ряд других произведений: их почитали, но к ним не обращались столь же часто, как к книгам из основного корпуса, и цитаты из них брали реже – вот в вопросе о том, как относиться к этим книгам, христиане с иудеями и разошлись. Иудеи были склонны относить эти книги к «посторонним», а христиане часто принимали их, хотя и не причисляли к главному корпусу. Впрочем, этот «корпус» представлял собой не «канон» – иными словами, завершенный и окончательный список, – а скорее просто хранилище часто используемых книг.

Ближе к концу II века уже имеет смысл говорить об иудейском каноне еврейского Священного Писания и о христианском каноне Ветхого Завета, которые отличались друг от друга в вопросе второканонических книг. Для приверженцев и той и другой веры определенные книги уже давно стали неотъемлемой частью свода священных текстов: их постоянно повторяли и часто цитировали (см. главу 10). Но в I веке, когда создавалась большая часть Нового Завета, все было не столь стабильным. Иудеи и христиане (часть которых, конечно же, по-прежнему оставалась иудеями) обращались к самому широкому спектру книг, и те уже были на пути к тому, чтобы стать Библией, но еще ни одну не назвали «библейской»: это просто были «святые писания», и никто еще официально не решил, чем же, по сути, они являются. В иудаизме такого решения так и не приняли; христиане, более склонные к соборным постановлениям, в конце концов составили формальные перечни, но это произошло только в IV веке. Почти все и так, в общем-то, знали, какие книги относились к священным – но не всегда это представляли с точностью, позволяющей сказать, вносить ли сравнительно неизвестную книгу в канон или вычеркнуть ее: никто еще не определил, какие книги располагать «внутри», а какие «вне» канона. Библеист Джеймс Барр однажды сказал об этом так: «В эпоху, которую мы называем “библейскими временами”, никакой Библии еще не было» [24]. В I веке произошел переход от «книг» к «Священному Писанию», но завершился он только во II столетии.

А сам термин «канон» появился еще позже. В раннем христианстве он просто обозначал правило, обычно «правило веры» – некое подобие изначального Символа веры. Только в дни Афанасия Великого, в IV веке, мы находим выражение, согласно которому некоторые книги «не входят в канон» – οὐκ ἐκ του κανόνος [25]. К тому времени, когда появились постановления, люди и так по большей части с этим соглашались: мы увидим, что это применимо и к содержанию Нового Завета. В иудаизме термин, равнозначный понятию «канон», не возникал никогда, хотя еще с эпохи Иосифа Флавия, в чем мы уже убедились, интерес к перечислению и опознанию священных книг возрастал все сильнее.