Иудеи, как правило, редко вовлекаются со своей стороны в разговоры о содержании Библии. Особенно важно отметить, что в иудаизме, в отличие от поздней Церкви, никогда не было даже подобия официального собора или синода, который бы установил перечень книг, входивших в Библию, – иудеи лишь несколько раз обсуждали части отдельных книг. Но есть два реальных свидетельства, позволяющих предположить, что все книги, присутствующие в наши дни в Еврейской Библии, были приняты иудеями самое позднее к середине II века нашей эры – а возможно, и гораздо раньше. Одно из этих свидетельств – Мишна, собрание постановлений и дискуссий, сведенное воедино из древних материалов в начале III века нашей эры. Мишна не содержит перечня священных текстов, но часто их цитирует – и строки, более или менее, подбираются из всех тех книг, какие составляют Еврейскую Библию сейчас, в знак того, что все они расценивались как обладающие авторитетом и способные разрешить любой спор. Другое свидетельство – раздел Вавилонского Талмуда. Талмуд – произведение, возникшее намного позже, но считается, что его разделы – это ранние традиции, внесенные в завершенный свод. В одном из этих разделов ясно и подробно говорится о содержании Библии [7]. Там не упоминается Пятикнижие – скорее всего, его наличие просто принимается как данность, – но перечисляются все остальные книги, которые нам известны. (Кроме того, там названы по имени лишь шесть из двенадцати малых пророков, но в этом нет ничего поразительного, если мы вспомним, что их книги воспринимали как единое целое.) Ученые сходятся на том, что этот раздел Талмуда тоже может восходить ко II веку нашей эры.
Не менее важен и Новый Завет, в котором цитируются все книги Ветхого, за исключением, возможно, Песни Песней и Книги Есфири. Некоторые книги намного значительнее: например, апостол Павел обращается к Бытию, Второзаконию, Псалтири и Исаии намного чаще, нежели к другим книгам. Но цитаты берутся почти из всех и часто предваряются формулировкой «так написано» или «так сказано в Писании». И мы видим, что ветхозаветные книги, практически без исключения, обладали авторитетом в глаза новозаветных авторов, а значит, дату принятия этих книг в «канон» можно переместить из II века нашей эры еще раньше, в I век.
Свитки Мертвого моря позволяют нам пройти еще дальше в глубь времен: некоторые из них датированы I столетием до нашей эры, и в них есть копии (часто фрагментарные) всех библейских книг, кроме Книги Есфири. И более того, в свитках часто приводится ряд библейских комментариев, формально известных как пешарим (форма ед. числа звучит как пешер ). В них цитируется библейский стих, а потом писатель объясняет, что ниже приводится его толкование ( пишро ), за которым следует какое-либо соотнесение с жизнью общины, сочинившей упомянутый свиток. Выглядит это, скажем, так:
… за пролитие крови человеческой, за разорение страны, города и всех живущих в нем [Авв 2:8b].
Истолкованное, это говорит о Нечестивом Священнике, которого Бог отдал в руки врагов его из-за беззакония, совершенного тем против Учителя Праведности и людей из его Совета, дабы смирился он через смертоносную кару, в горечи души, ибо поступил как злодей с избранными Его [4].
Для того, кто писал этот свиток, Книга пророка Аввакума явно была авторитетной и имела последствия, выходящие далеко за пределы ее эпохи. Как и ранние христиане, Кумранская община обращалась к священным книгам, пытаясь объяснить те события, в которые была вовлечена.
Часто предполагают, что в конце I века нашей эры авторитетные раввины все еще спорили о том, какие книги окончательно считать частью Библии. Под вопросом были Песнь Песней и Книга Екклесиаста (Кохелет), а также, возможно, Книга Есфири. Аргумент носит формальный характер и зависит от смысла любопытного выражения «священные Писания оскверняют руки», которое встречается в Мишне (начало III века), в трактате «Ядаим» («Руки»), 3:5. Трактат говорит о различных предметах, прикосновение к которым делает человека ритуально нечистым и требует очистительной церемонии; и среди этих предметов, как это ни странно, оказываются тексты Священного Писания. Вместо того чтобы освящать – чего можно было бы ожидать, – прикосновение к Священным Писаниям передает заразу. Возможно, эти слова призваны устрашить – и тем не допустить слишком непочтительного обращения со святыми предметами; более поздний спор раввинов (которые, как видно в начале, тоже смущены этим правилом) предполагает, что эти слова, напротив, были сказаны, чтобы побудить к действию. Пассаж из трактата «Ядаим» 3:5 звучит так:
Читать дальше