Франсуа Мориак - Жизнь Иисуса

Иисус на мгновение вглядывается в океан скорбей, на берегу которого стоит. Но отворачивается от него, чтобы посмотреть на дело, совершаемое Им от века: на неразрывную связь освященного творения с Богом Отцом в лице Сына. «Да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино».

Но где проходят границы того мира, о котором Он не молится? Какой будет судьба этого отвергнутого мира?

Настало время выйти из дома в ночь. Когда Он переступит порог, начнутся Его Страсти. Он произносит «халел» — пасхальное благодарение — и толкает дверь. Спустившись вниз, обходит Храм, освещенный пасхальной луной, и достигает ограды у подножия Масличной горы. С тех пор как Иисуса начали преследовать, эта кучка людей часто ночует в саду, называемом Гефсиманией из-за того, что здесь находится давильня для маслин. Это было их обычное убежище, если они не уходили в Вифанию.

В ту ночь одиннадцать учеников делают все, как обычно, как всегда, укладываются спать на земле в верхней одежде. Учитель берет с Собой Петра, Иакова и Иоанна и удаляется на молитву. Это тоже в порядке вещей и никого не удивляет.

Оставив трех Своих самых близких друзей, Иисус отходит от них на расстояние брошенного камня и падает ниц. Душа Его скорбит смертельно. Ему страшно: нужно, чтобы Он познал страх. Запах крови приводит Его в дрожь. Тело Его содрогается в ужасе перед физическими страданиями.

— Отче! О, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! — Часть Его существа противится этому страшному призванию: «Впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет». Сейчас Его воля хочет избежать всего этого ужаса. Он вытирает рукой взмокший лоб: откуда эта кровь? Молитва замирает у Него на губах. Он прислушивается. В какие-то мгновения жизни каждому из нас случалось ощущать в ночной тишине равнодушие глухой и слепой материи. Материя подавляет Христа. Всем Своим существом Он испытывает ужас беспредельной оставленности. Творец удалился, и творение становится лишь дном безжизненного моря; бесконечное пространство усеяно мертвыми звездами. Во мраке слышны крики пожираемых зверей.

Но вот этот Иудей, распростертый на земле, смешавший Себя с ней, — подымается. Сын Божий достиг такой степени уничижения, что нуждается в человеческом утешении. Настал и Его черед, думает Он, положить Свою окровавленную голову на чью-нибудь грудь. Он встает и идет к трем спящим ученикам («спящим от печали», — говорит евангелист Лука).

Они спят на земле, побежденные сном. Сон берет верх над любовью — и это нам тоже знакомо. Иисус — узник Своей человеческой природы — в тот миг, когда Он нуждается, чтобы не изнемочь, в поддержке близких, сталкивается с законом природной жизни, с неодолимой силой сна и оцепенения. Даже самый любимый апостол спит крепким молодым сном. Кажется, будто Его побеждает Его собственное могущество.

— Так ли не могли вы один час бодрствовать со Мной?

Они приподымаются, вздыхают и тут же снова падают. Учитель добредает до прежнего места, уже отмеченного Его кровью, и падает на колени, протягивая вперед руки, как слепой, а потом вновь бросается к друзьям. Пусть они спят и ничего не чувствуют, но они тут, их можно потрогать, потрясти, коснуться их волос. Так Сын Человеческий метался, подобно маятнику, от спящих людей к скрывшемуся Богу, от отсутствующего Отца — к спящим друзьям.

Когда Он дотащился до них в третий раз, они, наконец, начали подыматься, не разлепляя век, не понимая, чего от них хотят. Если еще светила луна, то Христос, наверно, видел их жалкие, подурневшие и опухшие со сна, небритые лица.

— Сейчас спите и отдыхайте.

Теперь Ему никто не нужен, кроме Самого Себя. Он неподвижен, но уже не распростерт на земле и не склонен над спящими. Он слышит их сонные вздохи и храп, а вдали — неясный шум шагов, чьи-то голоса. Наконец, Он говорит им:

— Встаньте, пойдем: вот приблизился предающий Меня.

Они бегут к остальным ученикам, будят их — и вот уже все тесно окружают Иисуса, который ничем от них не отличается. Тысяченачальник, возникший из темноты вместе с людьми первосвященника и несколькими солдатами когорты с факелами в руках, видит при их свете лишь темную кучку иудеев. Среди них никто не выделяется, их Вожак от остальных неотличим. Творец жизни — один из этих бородатых назарян, Его нельзя узнать, и потому Иуда должен указать Его. Человек из Кариота решает поцеловать Иисуса: «Кого я поцелую, Тот и есть».

Предатель не сам придумал этот противоестественный способ. Предательский поцелуй ошеломил Иисуса, который, однако, готов был ко всему. Эти губы на Его щеке! Он говорит: «Друг! для чего ты пришел?» Его уже окружают воины. «Целованием ли предаешь Сына Человеческого?» До последнего мгновения творение не перестает Его удивлять. Он думал, что знаком с последней глубиной человеческой низости, но этот поцелуй…