Франсуа Мориак - Жизнь Иисуса

Убийца Иоанна Крестителя давно хотел увидеть Иисуса, о котором так много слышал. Сначала он встретил Его с некоторой торжественностью в окружении гвардии и придворных. Вид этого несчастного, должно быть, смутил тетрарха. Тем не менее он забросал Иисуса вопросами. Но Сын Человеческий словно окаменел. Несмотря на вопли книжников, Он ничего не отвечал этой лисице — как Он однажды назвал Ирода. Тетрарх и его окружение принадлежали к тому миру, о котором Он не молился.

Первосвященники были ему не так противны, как эти пустопорожние разбойники, ничтожные марионетки и мразь, выдающая себя за сливки общества.

— Как! Это и есть Иисус? Какое разочарование! За одно это Он заслуживает смерти.

— Мне говорили, что Он хорош собой! Но Он уродина! Он совсем не похож на пророка! Хочется подать ему копеечку.

— Подумать только, как создаются репутации!

— Иоанн Креститель, тот, по крайней мере, что-то собой представлял. А этот рядом с Иоанном — пустое место. Он и в подметки ему не годится. Жалкий подражатель!

— Нет! Вы только посмотрите на Него! За кого Он Себя выдает, недоумок?

— Хочет поразить нас Своим молчанием…

Ироду все это надоело, и, не сумев вырвать из Иисуса ни слова, он велел одеть Его смеха ради в белые одежды и отослал обратно к Пилату, своему другу Пилату.

Важному сановнику пришлось искать другой выход из положения. Но вот, кажется, он нашел: кто-то напомнил об иудейском обычае отпускать перед Пасхой на свободу одного узника, которого выберет народ. Прокуратор снова вышел к толпе, и она стихла, чтобы его выслушать.

— Я никакой вины не нахожу в Нем. Есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху: хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?

В шутку ли он назвал так Иисуса, или нет, но это было явно неуместно! Книжники и первосвященники вышли из себя и требовали от народа, чтобы он просил отпустить разбойника Варраву. Толпа единодушно закричала:

— Варраву! Варраву!

Пилат отступил, не теряя все же надежды спасти Невинного от разъяренной толпы. Ничего лучше не придумав, он с чисто латинской гибкостью решается на жестокий ход: довести этого Человека до такой степени унижения и убожества, чтобы никто не мог принять всерьез Его смехотворные притязания на царство. Для этого надо было вырвать Его у этой волчьей стаи и отдать в руки своих воинов. Он знал, как они справляются с такими делами: побывав в их руках, Царь Иудейский обезоружит не только членов Синедриона — Он вызовет жалость даже у бессердечных первосвященников.

Итак, воины повели Иисуса к себе; они собирались хорошенько позабавиться. У них были плети со свинцовыми наконечниками. Все наши поцелуи и объятия, распутство тел, сотворенных для того, чтобы быть жилищем Любви, осквернение плоти, все преступления не только против Божественной благодати, но и против природы, все это Сын Человеческий берет на себя. Кровь, которая заливает Его тело, становится первой багряницей, на которую воины набросят другую, из ткани, и она прилипнет к живому мясу. На земле лежат связки терновника, приготовленные для растопки. «Подождите, я сделаю венец этому Царю! Послушай, сунь Ему в лапу трость… Радуйся, Царь Иудейский!» И они, подталкивая друг друга, становились на колени и били кулаками по лицу, которое уже превратилось в сплошную рану.

Когда римлянин увидел, что стало с Иисусом, он успокоился: да, воины хорошо справились с задачей: вид горе-пророка должен пристыдить тех, кто привел Его сюда. Он захотел сам ввести их в курс дела (с видом, который означал: «Сейчас вы кое-что увидите!»).

— Вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины.

Он ушел за Иисусом и появился перед народом, подталкивая перед собой какое-то чучело, наряженное в красные лохмотья, на голову Его была водружена шапка из терновника, лицо представляло собой маску из плевков, гноя и крови с влипшими туда прядями волос.

— Вот — Человек!

Они не пали на колени. Где же были те, кого Он исцелил от проказы, избавил от бесов, где были слепцы, которым Он вернул зрение? Многие из уверовавших в Него, вопреки всему еще сохранившие надежду, потеряли последние остатки веры, увидев это человеческое отребье. А! Пусть Он будет сметен с лица земли! Пусть исчезнет! И мы верили в это вот? Какой позор!

Крик огромной толпы: «Распни Его!» — привел прокуратора в замешательство. Он попытался перекричать их: «Но Он невиновен!» Тогда из толпы вышел первосвященник. Воцарилась глубокая тишина, так как он говорил от имени всех: