Георгий Ореханов - Лев Толстой. «Пророк без чести» - хроника катастрофы

Письмо послано 30 марта 1901 г. Помимо своего личного несогласия с решением церковной власти, автор подчеркивает, что это несогласие родилось еще в 1900 г., после распространения секретного циркуляра митрополита Иоанникия, и это несогласие разделяют «все в один голос», причем «в мире духовенства и вне оного», а публичное «отрешение» писателя от Церкви, как выражается автор, есть величайшая несправедливость по отношению к «гордости, славе сынов России», а в жизни общественной и частной – «доброго и примерного христианина-практика». Складывается впечатление, что автор письма, простой священник, служащий в глухой провинции, либо абсолютно не знаком с произведениями писателя, либо с основами христианской догматики, и полностью потерял чувство реальности. Письмо содержит в себе фактическую угрозу: «И не думайте, Ваше Высокопреосвященство, что не найдется священника, который не помолится о Льве Толстом – при его смерти (даже без покаяния!). Долой лицемерие! Таких священников найдется, к счастью, много, и они вознесут свои молитвы ко Господу о прощении грехов его и заблуждений – и, поверьте, не согрешат!» [595]

Безусловно, письмо священника Павла Правдина (повторю, если он действительно был Правдиным и священником) – документ маргинальный: трудно предположить, что многие священники могли так думать. Но для иллюстрации низкого уровня догматического сознания не только мирян, но и священнослужителей, оно очень характерно.

Интерес к идеям Л. Н. Толстого, безусловно, проявлял и священник Г. Петров, о котором речь шла выше в связи с историей появления синодального определения 20–22 февраля 1901 г. Напомню, что на докладе Д. С. Мережковского в начале февраля 1901 г. этот столичный иерей выступил с публичной апологией толстовских взглядов. 24–26 февраля 1908 г. священник Г. Петров, уже лишенный сана, побывал в Ясной Поляне – впечатления от этого визита он отразил в своей публикации [596].

Среди сочувствовавших писателю священнослужителей были люди поистине трагической судьбы. Пример такого рода – жизнь священника А. Аполлова (1864–1893), который в 1889 г. передал епархиальному архиерею рукопись, озаглавленную «Исповедь», хранящуюся ныне в архиве В. Г. Черткова в ГМТ. Аполлов рассказывает, как он пришел к мысли о справедливости учения Л. Н. Толстого. Утвердившись в этой мысли, Аполлов читал в церкви с амвона народные рассказы писателя и сотрудничал с издательством «Посредник». В 1892 г. он снял с себя сан, но впоследствии раскаялся в своем решении. Перед смертью Аполлов пережил тяжелый приступ депрессии в связи с известием о болезни туберкулезом, однако было уже поздно: его намерение покаяться перед смертью было крайне невыгодно сторонникам Толстого, которые, по свидетельству М. Сопоцко, послали к страдающему тяжелой болезнью и уже умирающему А. Аполлову П. И. Бирюкова «увещевать умирать мужественно» (86, 239–240;87, 198) [597].

Еще один – возможно, менее трагический пример – судьба Т. П. Богатикова (1871–?), священника с. Лосево (Грязное?) Задонского уезда Воронежской губернии, который прислал 27 июля 1901 г. письмо Л. Н. Толстому с критикой епископата и выражал писателю сочувствие по поводу его отлучения. В своем ответе Толстой, замечая, что получил «сильное и радостное впечатление» от письма, указывает, что это уже четвертый священник, который выражает согласие не с его взглядами, «а с сущностью учения Христа» (73, 119–120). 19 марта 1904 г. Богатиков прислал еще одно письмо, в котором сетовал на сложность своего положения и, по-видимому, писал о своих планах оставить «бессмысленную деятельность» священника и снять с себя сан, и в случае необходимости уехать за границу, но жаловался на тяжелое положение семьи. На это послание Л. Н. Толстой также ответил (75, 76–77), обещая поддержку в России и за границей и даже финансовую помощь. В обоих письмах писателя звучит призыв к мученичеству и рождению в себе нового человека и приводится история Аполлова.

Совершенно исключительны в качестве примера материалы, связанные с деятельностью афонского схимонаха Ксенофонта, в миру К. А. Вяземского (1852–1904), путешественника и географа, который квалифицировал синодальное определение как «клеветническое беззаконное отлучение» [598]. Вяземский дважды посещал писателя в Ясной Поляне в начале 1890-х гг. Его монашеские ориентиры крайне противоречивы: достаточно сказать, что для него духовными образцами были архимандрит Макарий (Сушкин), известный афонский старец и подвижник, и Л. Н. Толстой. Такая противоречивость, конечно, более чем парадоксальна: «письма его с Афона говорят о том, что и на Святой Земле душа его не находила покоя, продолжала метаться» [599]. Но самое поразительное другое: в письмах сестре Вяземский рекомендует ей прочитать роман «Воскресение» без цензурных изъятий, называя его «высоконравственным» и «христианским». Став афонским схимником, Вяземский сумел какими-то неведомыми путями сохранить в себе вполне толстовское отношение к таинствам Церкви, фактически противопоставляя их заповеди о любви к Богу и ближнему.